Свет ламп в домике управления казался мертвенно-бледным. Так светят, наверно, огни на мачтах обреченных парусных судов в преддверии последней бури. И буря была готова разразиться не только за стенами довольно прочного дома, но и в душе у куратора экспедиции. Когда в долгой полярной тьме часы отсчитали вечер, Бартеро снова почувствовал, что звереет.
На сей раз разбуженная ненависть избрала себе в жертву Эдвараля. «Он делает вид, будто читает, гад! А на самом деле за мной следит! Точно следит, репутацией своей клянусь! – заезженной пластинкой крутилась маниакальная мысль. – Следит, чтобы доложить о каждом шаге гатурам. Старый дурак!»
О чем доложить? О похожести дней? О перечитанных по третьему разу книгах? О тоске по дому, теплу, солнцу, зелени? Глупо. Здесь все в одинаковых условиях. И о гатурах думают в последнюю очередь. Вот только разгоряченное сознание инженера отказывалось это понимать.
Висерн и недавно присоединившийся к экспедиции Эрг молча играли в шахматы. Сегодня они чуть ли не до драки рассорились по какому-то пустяку и до сих пор кипятились, несмотря на внешнее дружелюбие. Их недовольство и затаенная агрессия передавались куратору, в отсутствие других переживаний удесятеряясь, разъедая душу.
Находиться в одной палатке с напарниками не хватало сил. Еще чуть-чуть, и в голову полезут более опасные мысли. Бартеро Гисари оделся и нырнул в непогоду.
Метель залепляла очки, забиралась под маску. В силуэтах мертвых зданий чудились зловещие кривляющиеся фигуры. В тоскливой песне ветра звучали детские всхлипы. Некстати вспомнилась Тинри. Она вынырнула из омута задремавшей совести игрушкой, затерявшейся в кармане. Странно, он хранил подарок дикарки почти четыре года, перекладывая из куртки в куртку. Маленькая костяная фигурка полярного пса…
– Держи-сь, это тебе от меня, для запоминалки, – прибежала она к нему как-то утром, прогуляв школу. – Сама вырезала-сь. Когда будеша далечо, вспоминай-сь меня. Мне будется теплей и радостней. Я почувствуюсь тебя, обещаю-сь…
Девочки не было на Данироль, Бартеро знал. Он умел чуть больше, чем его люди: безошибочно определял нужное ему направление (но не в случае с Тинри), мог понять – жив ли человек, находящийся далеко от него, или мертв, распознавал и исцелял некоторые недуги… Но здесь, на оледенелой земле, открывалось в нем нечто новое, непонятное и поэтому беспокоящее. Он превратился в губку царящих здесь эмоций. Оторванный от большой земли, он ощущал их особенно остро. Чаще он улавливал злые чувства, и это выливалось в его отношения с Эдваралем, Висерном и Эргом, на свое несчастье ютившимися с ним под одной крышей. Вот и сейчас завелся на пусто месте, чуть в драку не полез. Как тут местные всю жизнь проживают?
Повертев в руках фигурку, он потянулся к карману – спрятать обратно в тепло. Но неуклюжие перчатки…