– В чем дело, ребята? Кто-то за дверью? Давайте посмотрим.
Мой сосед открывает дверь, и его лицо меняется от удивления.
– Салли, почему ты стоишь за дверью? Почему не стучишь, не заходишь?
У меня нет сил на слова, я разражаюсь истошными рыданиями и падаю в утешительные объятия друга.
– Идем, приляг.
Патрик отводит меня в гостиную и укладывает на широкий диван. Держит меня за руку, пока я выпускаю наружу все, что скопилось в душе за год. Рыдаю, кричу, издаю стоны, бью подушки кулаками. Наши собаки притихли, лежат на полу возле дивана и ждут, пока закончится мое сумасшествие.
Наконец выбиваюсь из сил. Я опустошена и издаю лишь редкие судорожные всхлипывания. Друзья человека забираются ко мне, Булка ложится в ноги, а Севен, мой драгоценный Севен, устраивается рядом, давая мне себя обнять и уткнуться носом в его плотную теплую шею. Патрик укрывает меня тонким пледом и нежно целует в висок.
– Отдохни, дорогая.
Уставшая, выплаканная, убаюканная уютом дома Патрика и теплом наших собак, я проваливаюсь в сон.
***
Просыпаюсь почти в шесть вечера от того, что Булка лижет меня в нос. Смеясь, открываю глаза. Чувствую, как опухли и горят веки. Севен, похоже, так и не пошевелился за все время, зато теперь, когда я его освобождаю, он сладко потягивается и начинает играть с золотистой подругой. В комнату заходит хозяин дома с бутылкой вина и огромной тарелкой суши.
– Патрик. Суши!
– Да, подумал, что сладкое слишком банально, а пицца слишком просто.
– Ты просто чудо. Я так голодна, ты не представляешь. Не ела со вчерашнего вечера.
– Налетай, я принесу бокалы.
– Я только умоюсь, глаза горят.
Зайдя в его ванную, смотрюсь в зеркало. Зеленые глаза обесцветились от слез. Мне на грудь словно давит огромный камень, но плакать пока больше не хочется. Может, чертовы слезы наконец закончились? Есть ли какой-то лимит слез для одного человека?
Умывшись ледяной водой, возвращаюсь в гостиную и задаю этот вопрос Патрику. Он пожимает плечами, наливая вино в большие бокалы.
– Кто знает. Наверное, у каждого человека по-своему. Я знаю людей, которым, кажется, совсем не выдали слез. И так же знаю людей, которые могли бы переплакать весь Мировой океан.
Мы выпиваем бутылку, начинаем вторую. Я рассказываю ему о встрече с матерью Сэма.
– Знаешь, Сэл. Может, тебе не понравится, что я скажу. Но она права. Тебе нужно как-то преодолеть это. Сэм умер, и это ужасно. Но ты жива. И должна жить и быть счастливой.
– Что мне сделать для этого?
– Как я могу тебе сказать? Только ты знаешь, что может принести тебе счастье.
– Он мог.
– Но его нет. Детка, посмотри на это его глазами.
– В смысле?
– Представь, что ты погибла, не дай Бог, конечно. А он остался жить. И ты можешь наблюдать за ним сверху. Какой жизни ты бы для него хотела? Чтобы он продолжал жить, обрел счастье, неважно, каким образом. Или чтобы он оплакивал тебя каждый день? Чтобы он страдал