Возможно… Надо было бы просто приказать Джулиану принести все ее медицинские карты, чтобы проверить не было ли у нее когда-либо амнезии, о чем ей самой, естественно, никто не сообщал. Для человека с его возможностями не составит труда проверить все сведения. Тогда она точно будет знать, не случалось ли у нее частичных провалов в памяти в детстве или после какого-нибудь несчастного случая. Но вот нонсенс – воспоминания, которые вспышками возникали в ее мозгу, не относились ни к детству, ни к этой жизни вообще, они вроде бы совсем и не касались человечества. Бесполезно было искать на земле сведений о том, чего здесь не происходило. Но как такое может быть?
Полупрозрачное лицо на фреске с четко проступающими темными ободками бровей и ресниц показалось ей вдруг особенно милым и открытым. Куда-то подевалась суровая ангельская непреклонность и желание карать. Это мягкое, невинное выражение черт раскрывало перед ней все чувства, как душу. Но Николь не верила тому, что на них читала. Больше не верила, потому что это было бы слишком.
Помнить то, чего ты не можешь помнить. Знать о том, что точно в этой жизни не происходило и все-таки с тобой когда-то случилось. Видеть совершенно незнакомый фрагмент во сне или чье-то изображение, и осознавать, что ты знаешь их всегда. Переживает ли кто-нибудь на земле, кроме нее такие иллюзорные впечатления? И являются ли они иллюзорными?
Николь в последний раз посмотрела на фреску. Казалось, что роскошные оперенные крылья на ней уже почти начинают трепетать, желая сорваться с нарисованного пространства и вырваться в этот мир. Бескровные губы почти шевелились, желая предупредить ее о чем-то. В его руках была только райская ветвь, но ей казалось, что вот-вот в них блеснет меч. Чужой, окровавленный меч, потому что у него самого никогда не было меча. Глупости, откуда она может знать?
Николь хотела усмехнуться своим предположениям и не смогла. Открытое и ранимое выражение на прежде суровом лице подавило в ее горле зарождающийся смешок. Как же он раним. Из-за нее. И шепот за ее спиной. Кто-то шепчет ей, то, чего она не понимает. Николь дернула плечом, словно желая отмахнуться от навязчивых ощущений, но кто-то все равно шептал ей в уши, кто-то не один, целый хор неразличимых, напевающий голосов. Не страшный церковный хорал, от которого у нее опять заложит уши, а нежное, но предостерегающее