– О, Гай Цезарь! Твое божественное сияние ослепляет жалкого недостойного раба, что на коленях принес тебе дары в честь праздника! – закричал он, голос его глухо раздавался из-под тоги. Затем он вытянул руку и щелкнул пальцами. И тут же пятеро смуглых девушек стайкой выпорхнули из-за занавеса и с низкими поклонами надели на шею Калигулы толстенную золотую цепь. Гай сразу наклонил голову под ее тяжестью.
– Спасибо тебе, Луций Вителлий! Ты единственный среди всех, кто догадался почтить достойно мой новый облик. Эти жалкие глупцы совсем не уважают нового римского бога, в чей храм пришли.
Испуганные возгласы перебили императора, и в мгновение ока все гости оказались простертыми на полу. Даже сестры и Энния последовали всеобщему примеру. Калигула с самодовольной ухмылкой смотрел, как пресмыкается пред ним цвет Рима. Права была Юния, завещая ему свободу и вседозволенность! Он унизит их всех, и патрициев, и плебеев, заставив воздать ему небывалые почести. Теперь ему дозволено все и по отношению ко всем!
– Можете занять свои места! Начинайте пиршество! – крикнул он и наклонился к Вителлию, едва раздались звуки музыки. – Мой друг, займи место рядом. Ты сегодня доказал свою преданность.
– Я так спешил из далекой Сирии выразить тебе, цезарь, свое почтение, что даже мои повозки с одеждой отстали где-то на Аппиевой дороге под Капуей, – опустив хитрые глаза, молвил Луций, – и дом оказался не готов к моему возвращению.
– Пустяки, мой друг! С сегодняшнего дня ты можешь жить во дворце, сколько пожелаешь! – громко сказал Калигула и, склонившись к Вителлию, добавил: – Твой сын тоже завоевал мое расположение. Он любит скачки едва ли не больше меня. Я даже простил ему то, что он собирался жениться на моей жене, когда Тиберий хотел нас развести. Всем кружила головы моя несравненная красавица! – Гай всхлипнул и поспешно отпил вина. – Но потом Авл доказал нам свою преданность. Признаться, он единственный, кто не отвернулся от меня на Капри, когда Тиберий вздумал вычеркнуть меня из завещания. Это было нелегкое время, но Тиберий поплатился за все.
– Я благодарен тебе, Гай Цезарь, за оказанную милость мне и моему сыну, – целуя императорскую руку, произнес Луций. – Кажется, твой тесть что-то собирается сказать, но не решается прервать нашу беседу.
Гай глянул на Силана, который стоял с чашей в руках, и махнул ему рукой.
– Да будет здравствовать вовеки наш милостивый император! Цезарь Добрый, Отец Армий и, наконец, Отец Отечества. Я хочу совершить возлияние в честь Гая Цезаря, что взял на себя столь важные обязательства пред сенатом и народом римским, от которых отказывались даже старцы на склоне лет!
Калигула побагровел, уязвленный столь явной насмешкой. Гости переглядывались, удивляясь откровенной наглости