– Откуда такие подозрения? – процедил папа.
– Просто провела логическую цепочку. Павел Аркадьевич странно вел себя перед отъездом. Его напутствие мне, как будто он не вернется, а потом авария, – про гравюру я решила умолчать.
– Ты говорила уже кому-нибудь о своих подозрениях? – отец заметно заволновался, и это мне совсем не понравилось. Неужели он был осведомлен куда больше, чем я думала.
– Нет, никому. Только тебе.
– И не говори никому! – строго произнес он. – Все, что ты сказала, не должно выйти за стены этого дома.
– Ты что-то знаешь, ведь так?
– Я ничего не знаю, кроме того, что не стоит забивать голову бредом сумасшедшего, – грозно сказал отец. Еще немного, и он бы повысил голос. Но я не могла пасовать.
– В чем заключался его бред?!
– Лера!
– Папа!
Отец тяжело вздохнул и взял меня за руку. Впервые я смогла победить отца, ведь всегда безропотно его слушалась.
– Радзинский слишком увлекся средневековыми текстами: алхимия, метафизика и прочее. Он уверовал в то, что в Оболенском Университете правят темные силы. Я же говорю, бред сумасшедшего.
– Но на чем-то он должен был основываться…
– Да, на книгах, которые прочел. Тысячи книг за свою жизнь, – папа окончательно раздражился, но я не унималась.
– Он говорил что-то конкретное? Что это за силы?
– Лера, только не говори, что веришь в подобную чушь?
– Не верю, просто хочу во всем разобраться. Папа, я не успокоюсь, пока не узнаю, что случилось на самом деле.
– Дочка, что случилось на самом деле, ты знаешь, – отец меня обнял и поцеловал в макушку, – все прочее – только твоя фантазия. Пообещай, что ты оставишь затею с расследованием и никому не скажешь о своих подозрениях.
– Ладно, – немного помолчав, ответила я.
Отец немного успокоился, думая, что я сдалась, хотя это было не так. Бросить свое расследование, когда все факты говорили об убийстве? Нет, это было выше моих сил. Пробыв в отцовском доме еще около получаса, обсуждая все на свете, кроме нашей запретной темы, я поняла, как сильно нуждалась в семье.
Мы не были близки с папой, но я безумно его любила, и наши нечастые совместные вечера много для меня значили. До переезда в Оболенку моя жизнь была совершенно другой. Я была живой, жизнерадостной девочкой, которую не ругали за четверки, разрешали прогулять физкультуру и постоянно говорили, что я любимая дочурка. Мама была моим самым близким человеком, и когда она погибла, это был настоящий удар.
Отец хорошо обо мне заботился, всегда интересовался моими делами и успехами, но, в отличие от мамы, не смог стать настоящим другом. Папа мечтал видеть во мне свое продолжение, поэтому воспитывал в строгости и пиетету к учебе. Вот только такая жизнь постепенно превращала меня в робота. И только почувствовав вкус к жизни в объятьях отца, поцелуе с Ниловым и том странном чувстве, что возникало рядом с Арсением, я поняла, что не хочу больше оставаться безвольной куклой, подчиняющейся чужой воле.
Разговор