Утро первого января. Опухший, он задумчиво курит на остановке. Ледяной ветер обжигает лицо, гоняет по пустынной улице целлофановые мешки и цветастую обёртку. Редкие прохожие уже пьяны. Он заходит в пустой промёрзший автобус. Стоит в центре салона, потому что сидеть больно. Выглядит нелепо. Он думает, напряжённо думает и проезжает нужную остановку. Идет к дому по закоулкам. За гаражом два малолетних пиздюка, скаля гнилые зубы, привязывают к хвосту котёнка петарду. Он прогоняет школьников, прячет животное в пуховик.
Дома он за несколько минут приканчивает две банки пива. Плескает котёнку остатки молока. Не раздеваясь, лезет в кровать. Сон не идёт. В заднице зудит. Он думает. Пушистик, налакавшись, ложится рядом, урчит. Приходит мать и принимается варить суп, мимоходом пеняя за подобранное вшивое животное. Он лежит молча и глядит в стену. Смеркается. На улице припускает холод. Из телевизора пищит неувядающая Степаненко. Народ в зале гогочет до соплей.
Он пытается вспомнить десять своих последних Новых годов. Где-то нажрался, где-то поссорился с родными, где-то просто нечего вспомнить. И так вся жизнь. Бездарно.
– Ну как так? – думает он, глядя в стену.
«Мгновения спрессованы в года». Это, верно, само Время устало терпеть в себе подобное ничтожество, спрессовалось в жилистого мужика и выебло его в жопу. А теперь, как обычно, шепчет: я – лучшее из лекарств, я вылечу, вылечу… Завтра будет лучше. Проспись.
Он спит, и снится ему детство.
Плата
Форвард столичной футбольной команды «Луковский кирпичный завод» Иван Вавилов возвращался с предыгровой тренировки. Назавтра предстояла принципиальнейшая встреча с непримиримым соперником «Завода» в борьбе за первое место в турнирной таблице – тецким «Дрожжевиком». В последнем матче сезона должно было выясниться, кто станет чемпионом. Для Вавилова в этой игре был и личный интерес, ведь после неё станет ясно, обойдёт ли он в споре бомбардиров выбывшего из-за травмы Ляха из лесецкого «Атлета». Если забьёт два мяча – обойдёт. С такими мыслями Вавилов возвращался домой со ставшего уже родным заводского стадиона. Шёл как обычно пешком – по старым трамвайным путям, под вековечными дубами, средь кудрявых акаций, – надвинув на лоб щегольскую клетчатую кепку и насвистывая любимую песню. Пахло жасмином. Кругом прогуливались парочки, красивые девушки то и дело узнавали Вавилова и хихикали вслед. То был родной для Вавилова кирпичнозаводской район, «Кирпичка» – три десятка приземистых крепких домов на холмистом берегу реки, окружённые красными бетонными бараками и заводскими стенами. Здесь он вырос, постигал, глядя на отца, футбольные премудрости, здесь облазил каждый закоулок. Здесь знал всех, и все знали его.
«Заколочу, – сосредоточенно думал Вавилов. – В конце сезона хорошо разогнался, без гола с поля не ухожу».
«Заколочу? – хмурился и сомневался Вавилов, переставая насвистывать. – У «дрожжей» в защите Бдолия… цемент, а не стоппер… Как вот его пройти?..»
Здесь какая-то особенно красивая девушка, улыбаясь, протянула Вавилову веточку сирени и тот