Может, политики в этом не столь виноваты сами. Возможно, виноваты в этом люди, которые ждут от них большего, чем те могут выполнить. В способностях таких политиков умение ловко обещать то, чего они никогда не смогут нам дать. Я частенько сам не могу понять, понимают ли они сами, кем оказываются на самом деле. Политики превратились в актеров. Но они вряд ли иногда осознают, чьи слова они произносят – то ли свои, то ли написанные каким-то невидимым писателем. Национальные или религиозные войны в их руках становятся идеологическими. Одно разрушительное несовершенство, которое они оставляют после себя, – это то, что они разобщают всех нас, а иногда и стравливают. Самое вредное, что они формируют из нас враждебные партии.
Мультипартийная система, конечно, лучше, чем однопартийная. Но существует ли среди них хотя бы один, кто никогда не лгал? Конечно, нет.
Адам и Ева были беспартийные.
Ковчег придумал беспартийный Ной.
Все партии с ухмылочкой противною
черт выдумал – у черта вкус дурной
И, может, в сердцевине самой яблока,
как червь явилась, червь и змей притом,
политика – профессия от дьявола,
и люди зачервивели потом.
Политика придумала полицию,
полиция придумала вождей,
сочла живую душу единицею
и рассекла на партии людей.
Где партия вдовы, калеки, странника?
Где партия ребенка и семьи?
Где грань меж Магаданом и Майданеком
и грань меж Освецимом и Сонгми?
Когда-нибудь, когда-нибудь, когда-нибудь
праправнукам сегодняшних времен
все партии припомнятся, как давнее,
как несусветный дикий Вавилон.
И будет мир, где нет калек на паперти,
политиков и нравственных калек,
и лишь одна политика и партия, —
ее простое имя – человек.
В романе «Сто лет одиночества» Габриель Гарсия Маркес описал политику как изнурительную войну разных групп в Латинской Америке во имя перекраски домов в другие цвета. Полковник Буэндия хочет перекрасить серые стены в голубые. В конце романа он горестно стоит после стольких войн на углу забытой Богом улицы, безнадежно стараясь продать позолоченных картонных рыбок.
Я думаю, что здесь сейчас есть большой шанс для общего спасения, а не обреченности. Вся Римская империя была обречена, как динозавр, чей мозг был слишком мал для такого огромного тела. И наш вариант социализма, и американский вариант капитализма, оба были не способны сделать подвижным что-либо громоздкое и неуклюжее. Думаю, что будущее человечества при взаимозастывшей враждебности не сможет реформировать негибкость этого противостояния, если не прибегнут к взаимоконверсии и дружескому обоюдному бизнесу. Слишком опасная роскошь для человечества – война между двумя крупнейшими ядерными