Вторая картина обошлась мне в несколько десятков раз дешевле первой. На пне, покрытом мхом с правой стороны и трухой мертвой коры – с левой, восседает самый популярный герой трагедий Софокла. В левой руке этот честолюбец держит клинок, которым лишил себя глаза. Слева от него, у подножия пня замерло мертвое тело его биологического отца. Над трупом взвилось фиолетовое марево – дитя заката. Призрачная луна окрашена в тот же цвет. Ближе к ней фиолетовый переходил в черный. Казалось, на смену этому закату уже не явится рассвет. Окаменели мертвые деревья с черными ветвями. С правой стороны от Эдипа – картина природного изобилия на фоне рассвета. Прямо на земле сидит прекрасная зрелая женщина. Ткань изящного наряда ласкает ее холеное тело. Зелень, цветы, роса, птицы, солнце – все это было справа и взирало на женщину, в которой угадывался образ богини, будто она породила все это и пленена материнской любовью к своему творению. Левая сторона лица Эдипа была искажена членовредительством, а на правой стороне застыла безмятежная улыбка.
Эти картины висели на стене моего тайного убежища. То, что я их видел, означало, что мне, наконец, удалось оказаться на достаточной высоте для того, чтобы использовать единственную попытку оказаться внутри своего жилья. Опытом наученный, что медлить не стоит, я слегка раскачался. Сейчас все затраченные усилия, все испытанные муки могут оказаться напрасными: риск того, что я могу сорваться и не достигнуть окна, был очень велик.
Мое тело полетело к окну. Туловище ударилось о стену, спровоцировав новый взрыв нестерпимой боли. Руки разжались, и земля снова начала приближаться. Должно быть, вся кровь оказалась в голове. Не понимаю, почему глаза не лопнули от такого давления. Что-то нащупали мои пальцы, вцепившись в это «что-то» со всей силой, что осталась.
Позволив себе вдох и выдох, я подтянулся на обеих руках. Отпустил одну из рук и кинул вперед. Та опять умудрилась зацепиться за что-то. В этот момент я почувствовал, как швы, наложенные на рану, разошлись и по животу потекла кровь, которая, в отличие от пота, была горячей. Я неистово заработал телом, карабкался, дергал руками и ногами, будто терзаемый спазмами. Челюсти были сжаты так, что зубы ломило.
Где я? Что за тягучее марево вокруг? Я быстро моргал, слыша, как веки сталкиваются. Стали угадываться очертания предметов. Я лежал, накрыв расширяющуюся лужу крови. Это мое жилье. Удалось! Вскочил. Но ликование длилось недолго. Картинка куска мира, которую я видел, снова помутнела. На этот раз муть распространилась и на рассудок. Перед тем, как упасть и отключиться, я, грязно выругавшись, подумал: «Да приду я когда-нибудь