И под арбузы,
под гудки паровозные
у них дискуссия и тут
во всем размахе:
о кибернетике,
о Марсе,
о Ремарке.
Они приходят
из Рязаней, из Вологд.
Они ночей не спят,
бумагу изводят.
Им предстоят открытья величайшие.
От них зависеть будут судьбы мира.
Ну, а пока
за то, что выручаешь их,
Москва-Товарная,
спасибо тебе, милая!
«Волга моя, Волга…»
Волга моя, Волга,
свет мой голубой,
видишь ли ты —
вот я
весь перед тобой.
Двадцать пять мне минуло,
двадцать пять лет.
Где моя милая?
Милой нет.
В волосах —
предатели —
седые прядки.
Где друзья-приятели?
Играют в прятки.
Жил я жизнью грешною,
жил, вовсю спеша, —
уж такая спешная
у меня душа.
Страшное движение —
холод по спине.
Но что-то есть двужильное,
бурлацкое во мне.
Мамка моя,
мамочка,
дай мне сил еще.
Лямка моя,
лямочка,
не протри плечо.
Карусель в Тырнове
Все квартиры пустуют в Тырнове —
не бывало такого досель!
Над трактирами
и над тирами
с криком крутится карусель.
Все слилось:
облака и яблоки,
визг свиней и ржанье коней.
С неба падаю
в яму ярмарки
и опять взмываю над ней!
Вижу синее,
вижу алое…
Все исчезло —
остались цвета.
Вот и вскрикиваю,
вот и ахаю,
так что ахает высота!
Нарастание,
нарастание…
А болгарочка лет восьми:
«Вы не бойтесь —
еще вы не старые…»
И на «ты»:
«На, конфетку возьми!»
Ах ты, умница,
ах, разумница,
если б только ты знать могла,
сколько крутится —
не раскрутится
карусельная жизнь моя.
Все неистовее,
все праздничней
она крутится столько лет,
карусель моих бед и радостей,
карусель