Пахнет дымом… День настал.
И по улицам шагают
горнолыжники на старт.
Я люблю их резкость, жесткость,
если кто-то не о том,
и застенчивую женскость
в чем-то, очень дорогом,
и отлив их щек цыганских,
и шершавость смуглых рук,
и ботинок великанских
полнокровный, крупный стук.
Вот приходят они с трассы,
в душ, усталые, идут,
и себя, бывает, странно
победители ведут.
Кто-то, хмурый, ходит грузно —
ногу парень повредил,
ну, и выигравший грустен —
видно, слабо победил.
Это мне понятно, ибо
часто, будто нездоров,
я не выглядел счастливо
после громких вечеров.
Кто-то, ласково подъехав,
мне нашептывал слова,
что еще одна победа…
А победа-то – слаба!
Ты – мое Бакуриани,
так случилось уж в судьбе!
Мои грусть и гореванье
растворяются в тебе.
Я люблю тебя за гордость,
словно тайную жену,
за твою высокопарность,
вышину и тишину.
Спит динамовская база.
Чем-то вечным дышит даль.
Кто-то всхрапывает басом —
снится, видимо, медаль.
Выхожу я за ворота.
Я ловлю губами снег.
Что же это за морока —
спать не может человек!
Я на снег летящий дую,
направление даю,
потихонечку колдую,
дую в сторону твою.
Снег, наверно, полетел бы,
да не может он лететь!
На тебя я поглядел бы,
да не следует глядеть.
Это вроде и обидно,
только что в обиде быть!
Мне не надо быть любимым —
мне достаточно любить.
И, любя тебя без краю
в этом крошечном краю,
я тебя благословляю
и за все благодарю.
Москва-Товарная
Студенту хочется
послушать Скрябина,
и вот полмесяца
живет он скрягою.
Ему не падает
с неба манна.
Идей хватает,
а денег мало!
Судьба коварная
под корень рубит,
но, проявляя, как мать, заботу,
Москва-Товарная
студентов любит
и выручает —
дает работу.
Ночь над перроном идет на убыль.
Сгружают медики
под песни уголь.
Сгружают лирики,
сгружают физики
дрова и сахар,
цемент и финики.
Состав с арбузами пришел из Астрахани!
Его встречают
чуть