Ачем был одной из тех немногих северных деревень, где испокон веков домашний скот всей деревни пасся в одном стаде. Утром пастух пройдет по деревне, соберет стадо, и угонит на ближайший общий луг. А вечером тем же путем прогонит по деревне обратно. Коровы – животины умные. Свой двор знают хорошо. И редко какая, проходя по деревне, не узнает и не остановится у своего дома. Разве что кто-нибудь из молодых телушек забудется и пробежит мимо. Но со временем и те научатся, и у своих верельниц всегда будут останавливаться. Какие-то коровы сами способны калитку открыть и во двор зайти. А те, кто не обучен или у кого запоры посложнее, так и стоят, дожидаясь пока кто-то из хозяев не запустит.
– Митя, Митя, ты дома? – едва открыв глаза, спросила Лизка.
– Удить уж убежал, – донесся из-за заборки голос Анны Гавриловны. – Вставай, поешь чего. Старик с утра полрыбника харисов съел. Последние дни по ночам перестал вставать. А то раньше ночью наестся и утром ничего не хочет. А Митька молока только попил…
– Мам, ну чего ты отца стариком все зовешь. Он еще некоторым, что помоложе, нос утрет, – зевнув, Лизка потянулась и свесила ноги с кровати. – И удить то чего? Вода еще большая – не клюет харис еще. Или сон приснился?
– А как не старик, коли восьмой десяток идет, – мать вышла из-за заборки с кружкой молока. – А про сон ты как узнала? Он и, правда, сказал, что сон видел хороший. Обещал с уловом вернуться. Кормилец подрастает, – с какой-то особенной теплотой и гордостью, какая может быть, наверное, только у бабушек, проговорила Анна Гавриловна.
– Ой, мама, восьмой десяток, – пропуская мимо ушей хвастовство бабушки и внука, выпалила Лизка. – Трифону Ретьякову пятый пошел, а посмотришь со стороны, так будто уж сто лет живет – ходит еле-еле душа в теле.
– Трифона пожалеть нужно. Как Зинка померла, так один Гришку поднимает.
– Ага, один. Глашка их, может и поднимает. А Трифон только по Зинке своей все убивается, – не унималась Лизка.
– Не гневи Бога! Ешь лучше иди. Сочни и каравашик4 на столе под полотенцем и вот, – Анна Гавриловна поставила на стол кружку. – Молока попей. Потом все дела. Пока не поешь, никуда не пойдешь.
– Мама!
– Не мамкай, а ешь.
Лизка еще раз потянулась, почесала руками голову, взъерошив волосы, и пошла к рукомойнику.
– А кипятка нет? – спросила она.
Мать подошла к столу и потрогала