Последние лет десять совсем перестала читать. Трудно долго на чем-то одном сосредоточиться, и глаза подводят, слезятся сильно или отекают. Книги перестали меня спасать. Да и нет такой книги, которая исцелит от потери ребенка. Или от безысходности, от кромешной пустоты внутри, с которой ты не можешь никак ужиться. Пустота больше, чем ты. Она, как черная дыра, всасывает в себя все живое, что снаружи. И ни от чего меня книги не защитили. Реальный мир победил книжный, а алкогольный – всех вместе.
И ведь я не думаю, что такой уж слабой была. Совсем нет. Удары судьбы принимала с достоинством, вскакивала, искала выход, мчалась дальше. Но, может, судьба перестаралась со мной? Может, нельзя было бить по запрещенным местам? Лишать жизни невинных. А? Судьба? Бог? Слышишь там меня?!
Нет, он давно перестал со мной считаться. Он бы броней наградил, непробиваемый жилет, что ли, выдал, когда раз за разом умерщвлял меня. В самолетах или на кораблях предусмотрены спасательные жилеты, а что Бог дает тем, кого отправляет на землю? Справедливость, веру в ангелов-хранителей, искусство, творчество?
Справедливости ни в одни века не было. Боги менялись. От искусства люди страдают. Ну, хоть алкоголь изобрел. А то самоубийство – грех, а сам подсовывает людям кресты, которых не вынести. И чушь это, что дается по силам. Не по силам. Нет таких сил, чтобы вынести смерть ребенка. Нет – и все тут. Одни оправдания, тупые, никчемные оправдания.
Ох, Света, я же хотела в хронологическом порядке, а мысли не слушаются. Совсем перестали хозяйку понимать, скачут из стороны в сторону, да и вас всех, я смотрю, изрядно пугают. Я про учебу, да? Учиться мне нравилось. И сказочно повезло, что выбила общежитие. Его обычно городским не дают, но я настояла. Я вообще тогда в пробивную девицу превратилась, себя не узнавала. От вялой покорной «рыжульки» ничего не осталось. Я обрезала длинные волосы и в черный хной покрасилась. Волосы у меня непослушные были, вверх норовили подняться, вились немного, не то что сейчас, упали одинокими сосульками, а тогда я расхаживала с медно-черным одуванчиком на голове.
Так вот прихожу в канцелярию пединститута, как только вывесили списки поступивших, и давай их упрашивать. Мол, мать не поддерживает, мешает заниматься, а у меня мечта – стать учителем рисования. Мать, как узнала, что я в будущее педагоги подалась, так скандал закатила. Гнобит, ругается, разве в такой обстановке можно жить творческому человеку. Да никогда! Ну и призналась вдобавок, что без отца осталась. Не знаю, что оказалось решающим, но дали мне комнату на четырех девочек.
Две девчонки и года не проучились, вернулись обратно в деревню, не знаю, что с ними стало потом. А с Оксаной мы год вместе прожили под одной крышей и после института долго дружили. В соседних школах работали. Она учитель математики. Оксана реально была училкой,