Когда-то случайно Веня увидел, как мы пробираемся к проруби, проверяем лёд на крепость. Кинулся к нам, как коршун, и страшно залопотал, выпучив чёрные цыганские глаза.
Схватил нас за рукава пальто и усадил на санки, портфели сунул в руки. Так, гневно мыча и сопя, Веня довез нас с Наташкой до перекрёстка.
Остановился, показал жестом, чтобы бежали домой.
Веня любил детей. Мне кажется, он был бы лучшим отцом на свете, но судьба не дала ему такой возможности. И всей силой большого сердца он тянулся к нам.
Сначала над нами смеялись – странно выглядела наша троица.
Всю зиму Веня возил нас на санках домой. Как только снег растаял, он просто шёл поодаль, неся наши портфели.
Мы знали, как рассмешить Веню. О, это было легко!
Жестами он спрашивал нас, какие оценки мы получили сегодня. Мы делали печальные глаза и показывали два пальца. Веня смеялся кудахтающим смехом и отрицательно тряс головой.
Потом показывал пять пальцев и кивал головой уже утвердительно. Он радовался – радовались и мы.
Потом все привыкли и перестали смеяться над нами.
Так прошло два года. Мы не боялись бродячих собак и хулигана шестиклассника Женьку – с нами всегда был Веня.
Собаки его любили, а Женька боялся.
Потом Веня исчез.
Детская память короткая. Мы и не вспоминали его уже через неделю. Школьная жизнь – походы, уроки, влюблённости – захватили нас.
Приехал обратно Веня в одном ноябре. Мы уже учились в восьмом классе.
Он был худ и бледен, кажется, стал еще меньше. А глаза остались такими же добрыми и смеялись.
Говорили, что он сильно болел и где-то лечился. И что многие от этой болезни умирают, а Веня выжил.
Завидев нас издалека, Веня махал рукой, снимал шапку и кланялся. Он уже не подходил к нам, видел, что мы гуляем компанией.
Как прежде, ничейные собаки бежали за ним плотной стайкой.
А недавно я узнала, что его звали Бенжамен. Нечаев Бенжамен Аленович. Его отец был француз. Вот такое странное имя было у этого маленького человека.
– Выходит, мы с тобой в первом классе уже по-французски говорили? – сказала Наташка.
И мы улыбнулись.
Зеленое стеклышко
Тея Либелле
Урок истории искусств у Карла Цайса был совместным. На десятиминутной перемене он разрешал мальчишкам погонять мяч во внутреннем дворике. Здесь, между мусорными баками, забив мяч Герману, трубач Отто ехидно сообщил, что дальше Герман заниматься не будет. Он подслушал разговор учителя с отцом, где тот говорил об увольнении отца Германа из-за тяжелой болезни.
Герман знал, что Отто завидовал ему. Он посмотрел на кисть своей руки и вспомнил, как Карл первый раз на прослушивании воскликнул: «Боже мой! Какое сочетание кисти и слуха! Вы, мое сердце, рождены стать великим скрипачом!»
По дороге домой Герман свернул на почту. От молочницы Сузанны он слышал, что детей