Наверняка он видел не очень много людей, либо не видел их вовсе, а потому не думал, что ему стоит чего-то бояться. Так что через какое-то время, когда рука Эмили начинала болеть от усталости, зверёк спустился-таки к ней ближе. И теперь она могла наблюдать перед собой более крупное, чем оно казалось, но всё равно небольшое животное с причудливыми ушками и невероятно красивым пушистым хвостом, загнутым замысловатой буквой. Чёрные глазки смотрели то на угощенье, то на неведомое существо в двадцать, а то и больше раз выше их обладателя, и белые искорки плясали в них.

      – Какой ты красивый, – прошептала Эмили, стараясь не спугнуть пушистого, и улыбнулась. Но зверёк, тщательно обнюхавший лакомство, выяснил, что ему такое не по нраву, и прямо по дереву быстро вскарабкался наверх, затерявшись в гуще листвы.

      – Какая жалость, – вслух озвучила свои мысли Эмили. Она не стала убирать этот несчастный кусочек сыра в мешок и решила отдать его Грому, который на него заворожено посматривал, мотая ушами.

      Они направились дальше.

      Вскоре Эмили перестала видеть что-либо перед собой. Тьма окутала лес и её вместе с ним, от чего глаза сильно напрягались, пытаясь разглядеть дорогу. Она то и дело вытягивала впереди себя руку, когда подмечала рядом силуэт дерева, а также существенно замедлила шаг. Часть луны было видно над верхушками деревьев, но её свет был так слаб, что ничем не мог помочь.

      Ноги Эмили гудели, и всё её тело говорило ей на своём языке, что пора бы отдохнуть. Привыкшая к определённому графику (днём – работа, ночью – сон), она чувствовала себя уставшей. Веки тяжёлыми свинцовыми крышками опускались на ясные глаза, блестевшие от скопившейся в них влаги. И если к началу ночи Эмили ещё была достаточно бодрой и чувствовала, что может пройти хоть десять миль пешком, то к середине её пыл заметно поубавился. Ближе к концу зловещего и одновременно маняще-таинственного времени суток девушка сдалась своей собственной природе и решила присесть, чтобы немного передохнуть. Она пообещала себе, что посидит под деревом, облокотившись на теперь кажущийся мягкой периной ствол, совсем недолго, но как только она дала себе слабину, отпустила Грома и слегка прикрыла глаза, из-под ног тут же ушла земля, и Эмили провалилась в глубокий сон, растянувшийся до самого обеда следующего дня.

      И в этот раз она встретила ночь в лесу. И в следующий. Больше наслаждаться красотами не хотелось, и страх вернулся к Эмили. Её тянуло домой, в тепло и уют, к мягкой постели, но она всё ещё была в лесу, каждый день переживая одни и те же эмоции, и каждую ночь дрожа от того же холода. Конечно, она ещё не потеряла надежду на то, что ей удастся вернуться, но время шло, а она продолжала блуждать в лесу, уже не разбирая, куда именно направляется. Гром заметно устал. Это было видно, несмотря на то, что он пытался идти так, как идёт молодой отдохнувший конь: с гордо поднятой головой и широким шагом. Но копыта Грома, пусть и не часто, но задевали