– Отлично. Значит с Ритой удастся поговорить. Я принял решение составить вам компанию.
– Нисколько не сомневалась, что согласитесь, поэтому забронировала два билета. Вылет завтра рано утром.
– Тогда разрешите банальный вопрос, по поводу гостиницы.
– В гостинице нет необходимости. Остановитесь у моих родителей. Они будут бесконечно рады познакомиться с писателем из Томска. К тому же, у них, как и у всех пенсионеров, дефицит общения. Их хлебом не корми, дай поговорить.
– Похоже, вы всё за меня продумали, решили насущные проблемы, предусмотрели возникшие нюансы.
– Работа у меня такая: возникшие проблемы устранять, сомневающихся убеждать, вопросы неудобные задавать, интервью злободневные брать, скрупулезно материал собирать и при этом много размышлять.
– Хорошо, сдаюсь. Во сколько рейс?
– Первый рейс на Москву – в восемь сорок, не опаздывайте. Встретимся в аэропорту. Кстати, как новый роман?
– Вчера два раза любимая Муза навещала, в общем, начало положено, а дальше – больше.
– Рада за вас. Может быть, и сегодня заглянет, поэтому не стану больше отвлекать.
Она опять, не попрощавшись, отключилась, а я в который раз упёрся взглядом в чистый лист. Поскольку Муза пока не стучалась в дверь, я отправился на кухню. Стоя у плиты, призадумался: «Как могла вездесущая хроникёрша забронировать билет, ведь у неё нет данных моего паспорта?» Сомнительные мыслишки как назойливые мухи, лезли в возбуждённый мозг. И правда, журналюги, они, как диверсанты, когда надо любую информацию из под земли добудут.
На кухню осторожно прошмыгнул наглый Дейл и громко мяукнул, что на его языке, очевидно, означало: «Разиня, кофе проворонишь». Взглянув на турку, понимаю, что в данном случае котяра совершенно прав, ещё секунда – и кофе убежал бы. Между прочим, надо ещё с соседской бабушкой поговорить, чтобы кошаков кормила, пока меня не будет.
Когда с чашкой вернулся за рабочий стол, то напротив восседала долгожданная гостья и кокетливо строила глазки. Забыв про кофе и всё на свете, хватаю ручку и начинаю лихорадочно марать бумагу. Слова сами собой складывались в нужные предложения, предложения соединялись в необходимые фразы, а фразы ложились убористым текстом на листы. Для любого писателя подобное состояние – время настоящего блаженства, безумного счастья, можно сказать, творческого экстаза.
Минуты растянулись на часы, и к вечеру рукопись пополнилась ещё двадцатью страницами. Не было желания пить, есть, курить, а хотелось творить, сочинять, писать и писать. С тоской взглянув на остывшую чашку, я перевёл взгляд на Музу, впрочем, та внезапно исчезла, не попрощавшись. Скверная дама, вмиг смылась к другому. До скорой встречи, Вдохновение.
Ну что ж, и на том, как говорится, спасибо. Как там: