«Верно, что они могли сказать, если я сам из царского дома ушел, как служка безродный», − понимал он теперь, и оттого сон к нему не шел, обходя стороною.
Где-то за стеной возмущенно и громко заржал Булат, точно волшебный конь, все о своем хозяине знающий.
Что теперь делать, как птицу найти и что делать с ней после, Добромир не знал. Маялся почти до утра, а когда небо чуть посерело за маленьким окном, все же задремал неспокойно.
И снился ему лес темный, а в нем тропа черная сквозь снег ложилась прямо к маленькому огоньку. Шел он по этой тропе, и ветер выл, снег в тулуп заметал, в сапоги набивал, да руки морозил. Рукавицы боевые от каждого шага все больше худились, истончались, а дыры в них появлялись, словно плавилась материя на его руках. Меч отчего-то раскалялся, а он все шел, пока не заметил очертания избы. Огонь в окошке мерцал, плясал, словно умирал на маленькой пичужке.
Страшно стало Добромиру. Бросился он к избе, распахнул дверь дубовую, заглянул внутрь, о мече забыв.
В пустой избе на полу перо лежало, пламенем объятое. Длинное, извитое с желто-алым узором на расширенном конце, словно глаз диковинный из заморских камней драгоценных.
«Улетела птица», − подумал Добромир, присел, взял перо огненное в руку, и побежало пламя по руке, кожу согревая.
Вспыхнул рукав тулупа, и тогда Добромир испугался, выронил перо и пламя его обожгло. Опалило так яро, что подскочил он, проснувшись, потом холодным покрываясь.
Руку болью так и жгло, но, сколько бы он не смотрел на ладонь свою богатырскую, ни ран, ни ожогов на ней не видел.
«Чудные сны в ведьминой избе снятся, не иначе», − решил он и никому о сне дивном говорить не стал.
Вышел из комнаты своей новой, а дверь за ним исчезла, зато Ягара его уже ждала. Сидела у окна с прялкой и нить длинную черную тянула, такую что все вокруг нее чернело. Ведьма ее в клубок мотала и улыбалась.
− Не выспался? – спросила Ягара, взглянув на него своими глазами красивыми, только от взгляда нежного у Добромира холодок меж лопаток пробежал.
− Думал много, − сказал он, к столу подступая, а перед ним вдруг скатерть вздрогнула и прямо из нее и выскочил горшок с горбушкой хлеба сверху.
− Умойся да ложку сам возьми. Вон в том бочоночке прямо за твоей спиной.
Обернулся Добромир, и правда − там где дверь была, теперь мостились полки со склянками, травами да бочонками разными. Из одних кости да лапки сушеные торчали, из других − утварь кухонная.
«Она пугает меня, что ли?» − подумал Добромир, помня, что обычно таких ужасов в доме Ягары не видел.
− Можно и так сказать, − ответила на мысль его ведьма. – К пути страшному готовлю.
− Чем он страшен? – спросил Добромир и пошел к бочке с ушатом умываться, а потом ложку деревянную, расписанную паучьими нитями брать.
Как бы ни нервничал он, а аппетит у тела богатырский никуда не делся, даже сильнее стал, будто