Из-за боли в мышцах и гудения буровой я долго не мог уснуть. Провалялся полчаса на койке и вылез подышать. Я был не один, у других палаток тоже торчали чьи-то головы и слышались негромкие голоса. Без ингалятора дышать долго еще не получалось, но все равно легкие начинали приспосабливаться.
Про полковника я уже старался не думать. Он конечно редкий говнюк, но разве не мы сами придумали себе, что нас привезли сюда отъедаться и трахать фермерских дочек?
Я спросил у Пастора, который тоже вышел из палатки, что он думает по этому поводу. Тот сказал, что я мыслю абсолютно правильно, а потом спросил вижу ли я фонарик, который приближается к лагерю. Я сказал, что вижу, и Пастор скомандовал срочное отступление. Через минуту мы услышали голос полковника, какой-то невнятный бубнеж и все стихло. Спать все равно не хотелось, и я достал дневник. Сейчас допишу, приму снотворного и спать. Больше всего, я хотел, чтобы мне приснилось мясо, и никакая сволочь не смогла бы его отнять.
День восьмой
Подъем был в шесть утра по-местному, но я не услышал сигнала. Меня просто кто-то скинул с кровати. Я не мог ни глаз открыть, ни рукой пошевелить. Болело все. Как будто меня ночью били всем взводом. Пока приходил в себя и собирался, опоздал на завтрак. Впрочем, не я один.
На утреннем построении мы больше походили на военнопленных, чем на гордость космфолота. Один Пастор, которому каторжный труд был не в новинку, держался молодцом. В сонном отупении мы прослушали тираду полковника о своей никчемности и продолжили работы по укреплению позиций. Теперь днем мы будем разнорабочими, а ночью часовыми, отлично!
Перед обедом лейтенант собрал сержантов и дал наставления. Потом те собрали нас и дали расклад. Предсказуемо речь шла о полковнике и его приказах. Если в двух словах, вольная жизнь морской пехоты закончилась, живем, действуем и думаем только по уставу. От себя Пастор добавил, что самое время вспомнить учебку, где нас дрессировали двадцать четыре часа в сутки. Застигнутым вчера после отбоя полковник влепил два внеочередных караула. Вот сука! Две ночи без сна…
За обедом концентрат пошел на ура, про мясо вслух уже никто не вспоминал, а после трехчасового махания лопатой голод был такой, что ремень свой готов свой сожрать. Вечером, когда я добрался до койки и нагнулся чтобы снять ботинки, то просто завалился на бок и вырубился.
На третий день мышцы болят еще сильнее, но по крайней мере в голове стало яснее. Закончив с оборонительными сооружениями, мы произвели разведку местности и расставили мины-ловушки на опасных участках. Привыкаем к соседству с буровой, хотя по-прежнему не знаем ее целей, лейтенант раз спросил Стивенса, но тот резко осек что это мол не его дело.
На «Веллингтоне» ходили слухи, что на Вифлееме готовится испытание оружия невиданной мощи, которое одним ударом может покончить с химерами.