– По условию он оставляет переводчика Ли с десятью помощниками в качестве наблюдателей с китайской стороны.
– Ладно. Только сдается мне, что мужик этот – большое говно, а мы делаем порядочную глупость…
Когда давно немытые мужчины собираются в таком количестве на, в общем, ограниченном пространстве, запах чувствуется на десятки метров. Вид китайцев потрясал, невозможно и нестерпимо было верить собственным глазам. Здесь собрались люди, лишенные имущества до самого последнего предела, за которым человек окончательно превращается в двуногое животное. Тут выражение «прикрыть наготу» имело самое прямое значение, потому что ни на что кроме эти ничтожные, ветхие лоскуты неопределенного цвета не годились. Каким-то образом с первого взгляда было видно, что это – не бедолаги, которых только что выкинула из домов, сорвала с места, ободрала до нитки война. На корточках перед рослыми, крепкими, добротно одетыми офицерами сидела нищета потомственная, насчитывавшая десятки поколений. Их совершенно неправомерно было бы сравнивать с дикарями, потому что столетиями жить в последнем жизненном тупике способны только самые цивилизованные люди на свете. Китайцы. Любой дикарь отчаялся бы, впал в буйство, сошел на нет, сгорел в считанные месяцы, если не недели.
– Так, – сказал командующий, жестом подзывая порученца – будем работать с тем, что у нас есть… Одеяла – пока отставить. Дрова, весь запас, – сейчас. Бойцам… разложить костры. Из провизии… медицину спросим, но на сегодня из харчей только рис. Весь, что есть, и из резерва. И купите еще. Неважно, у кого, хоть у американцев. Разварить в жидкую слизь. Назавтра, с утра, временный комиссариат, три санбригады и три банно-прачечных отряда. Отправка… отложить до четырнадцати ноль-ноль восемнадцатого. Теперь самое главное: одежда.
– Разрешите доложить? У нас ведь полным-полно армейских складов осталось. Пять раз по стольку обмундируем, и еще останется.
– Отставить. Одежду китайцы будут шить себе сами, до отправки. Я бы их и сапоги тачать заставил, но это уже будет слишком. Как говорится, – вынужден с сожалением оставить эту мысль. Мой немец обещал чуть ли ни целый состав швейных машинок из лагерного конфиската за много лет, и пусть працюют. Потом реализуем среди местного населения.
– Моя не понимай. Роба кули, – засем чена тратить? Все равно сто чена в речка кидай.
– Так пойми, чудак-человек. Там Сибирь. Там твои кули в момент вымерзнут.
– Моя новый таскай. Без генерал совсем шибко дешево. Чена дуван, моя – один, твоя – два…
Какой-нибудь капитан из фронтовиков в ответ на такое предложение, поди, начал бы кипятиться, полез бы в бутылку. Мог бы китайцу и в морду, – но только не он. Слишком давно тут жил, слишком хорошо знал здешние нравы