Я родился в Львове, но примерно в двухмесячном возрасте был оттуда увезен в Киев, куда отца перевели служить. Конечно, ничего из той львовской жизни я не помню. Хотя астрологи считают важным место рождения, под какими звездами. Зыбкость памяти. Гора многое мог спутать из того, что рассказывал мне. Да и документы не гарантируют точности, – в них нередко напутано. Любые исторические сочинения – это весьма вольная интерпретация происходивших событий. Но У. Черчилль сказал: «Чем глубже вы заглядываете в прошлое, тем дольше в будущее вам удается заглянуть».
С кем-то из его подчиненных у Рязанова был конфликт. Не знаю, на какой почве. Возможно, Рязанов защищал кого-то из своих летчиков. Летчики, как и разведчики наземные, работали в тылу врага. Военный летчик во время задания постоянно рискует жизнью. Могилы многих погибших неизвестны. У Ила начинает барахлить мотор, он выходит из строя, разворачивается в сторону своего аэродрома, и исчезает бесследно, словно переходя в другое измерение. Иногда сбитые пилоты падали на вражеской территории. И нередко попадали в плен. В книге А. Драбкина «Я дрался на ИЛ-2» Владимир Моисеевич Местер вспоминал: «Кто из плена приходил, тем плохо было. Не сразу, а потом, после войны. У нас был командир звена капитан Назмеев, в 42-м году его сбили, он попал в плен, бежал. Потом опять воевал. Закончилась война, мы базировались в Белоруссии. Ночью, я дежурил по штабу, подошла машина — два человека, как их всегда рисуют, на глазах у меня содрали с него погоны, посадили в машину и увезли. Жену и двух дочек забрали. Так и канул — ни слуху, ни духу… Это было страшное время, 1948 год…». Пилотам не у кого было искать защиты, кроме, как у командира, которому верили и на которого надеялись. И командир не оставлял в беде своих орлов. Как любое дело он доводил до конца, так и не бросал никого из своих. Но тут и командиру пришлось нелегко. Офицеры-особисты очень не любят, когда им, тем более, в присутствии других офицеров, делают замечания, выговаривают, пусть это и командарм. Воспринимается это ими как личная обида. У них свое начальство, свои представления о ценностях. У Рязанова противник оказался боевым, писал много докладных против него. Какой-то компромат, вероятно, был. Например, указывал, что Рязанов был арестован, но скрывает это. Он, видимо, решил, что – этим- то он уж наверняка добьет дважды Героя. Жалобщика тогда вызвали в особый отдел и спросили, откуда он об этом знает, от Рязанова ли слышал. А когда он ответил, что не от него, посоветовали эту информацию забыть, как раньше советовали это сделать самому Рязанову. Так что, далеко