«Точно будет денег просить на свои прожекты, – решил он. – Вялые черты лица – маска для прикрытия бунтарских наклонностей… Весьма опасный тип. Подальше надо от него держаться. А Марфа права, на испанского гранда действительно похож, но без фамильярной привилегии надевать свою шляпу в присутствии короля без его на то разрешения. Здесь другой шарм нужен».
Размышления посла прервала служанка: внесла поднос с очередным кофейником и чашками.
Широко улыбнувшись, Филипп Иванович гостеприимно пригласил француза к столу. Лицо барона приобрело отпечаток прямодушной откровенности, который приобретают только весьма искушённые в политике лица.
Из уважения к гостю говорить посол стал на его родном языке. Филипп Иванович представил Наполеону родственника.
Антон почтительно склонил голову и, слегка щёлкнув каблуками, тоже на французском произнёс:
– Антон Аниканов, – и горделиво добавил: – Мичман флота его императорского величества.
– Да-да, Антоша только-только получил сие звание. После окончания Морского кадетского корпуса он более года прослужил на флоте гардемарином. Сейчас заканчивает стажироваться на пароходо-фрегате, что строится на местной верфи. И двое его братьев тоже служат на флотах России-матушки. Думаю, они тоже весьма скоро получат мичманские звания, – уточнил Филипп Иванович.
– Похвально, – равнодушно кивнул гость в сторону родственника.
Мужчины сели.
– Пожалуйте, сударь, кофе. А горячего грога не желаете?.. В дороге, поди, промёрзли, весна нынче холодная. Антоша, не поленись, сходи, прикажи подать сей божественный напиток.
Молодой человек вышел и вскоре вернулся.
– Как вам аглицкая погода, сударь? После прекрасной Франции к лондонской сырости привыкнуть весьма трудно, не так ли? Да, поди, и скучно вам здесь?
– Что вам сказать, господин посол? Человек – такое создание божье, что привыкнет и к аду небесному, а коль надо будет, и с чертями найдёт общий язык. А у меня, как вы сами понимаете, особого выбора нет. За шесть лет тюрьмы я ко многому привык. Случай представился – сбежал. Зачем, когда всего один год остался, и сам не пойму.
Посол сделал удивлённое лицо.
– Видимо, так было угодно моему ангелу-хранителю, – поспешил уточнить гость. – Но, сказать честно, сударь, скучать мне и в тюрьме не приходилось. Я холостой, как вы, надеюсь, знаете, но я трудился… – француз ухмыльнулся. – Двое прекрасных мальчишек – тому подтверждение. А в перерывах между этими трудными занятиями, – тут Наполеон рассмеялся, – пописывал статейки и прочее. Уж не знаю, знакомы ли вы с моими книгами, писанными в тюрьме: «Об уничтожении пауперизма» и «О прошедшем и будущем артиллерии». Весьма занятные книжонки, я вам скажу.
Как и все пишущие люди, считающие, что их нелёгкий писательский труд очень интересен окружающим, Луи Наполеон замечтался.