Антон не стал вступать с ними в спор. Зачем?.. Старую гвардию не переубедишь… И, уже расставаясь с этой нафталиновой группой, услышал наставление. Один из стариков очень тихо на ухо (не дай Бог услышит супруга) напутствовал офицера напоследок:
– Юности свойственна пылкость, старости – хладнокровие. Однако, лейтенант, коль хочешь быть самим собой, делать, что считаешь нужным, и уважать себя, не женись рано по молодости, потерпи.
И старичок, поправив на груди ордена и медали, опять бросил взгляд в сторону своей супруги. Убедившись, что она не слышала его крамольных слов, с грустью, больше похожей на плохо скрываемую зависть, посмотрел на молодого красавца. Антон ухмыльнулся. Подобное он уже слышал. Дядя также поучал… Дабы не обидеть старика, он обещал крепко подумать над его советом.
Стало совсем скучно. Антон встал и с тоской оглядел зал. Барышни с красной розой нигде не было. И вдруг там, за колонной, где он сам стоял совсем недавно, мелькнуло лицо прелестной незнакомки. Она стояла рядом с мужчиной в чёрном фраке, лицо которого Антону не удавалось рассмотреть. Девушка улыбалась. И, о ужас!.. Она обняла и поцеловала этого мужика…
Антон замер. В бессильной ярости он закрыл глаза. Когда же открыл, возле этого «щёголя», почтительно согнувшись, стоял слуга с бокалами шампанского. А сам «щёголь», повернувшись в его сторону, махал ему рукой, приглашая подойти.
Антон от радости весь засветился. В «щёголе» он узнал своего знакомого – отставного действительного тайного советника Пётра Ивановича Шорохова…
– А незнакомка, получается, и есть его внучка?.. – довольный, пробормотал лейтенант.
Но на всякий случай он посмотрел по сторонам, желая убедиться, что призыв бывшего советника относится именно к нему, и несколько поспешно направился в его сторону.
Сердце Антона сразу же гулко застучало в груди, и казалось, пуговицы мундира вот-вот лопнут и оно выскочит наружу. Стало сухо во рту, на лбу выступила едва заметная испарина.
Советник и его внучка, глядя на приближающего офицера, о чём-то переговаривались. Собственно, говорил, советник, а внучка широко раскрытыми, видимо от удивления, глазами смотрела на Антона.
Когда до заветной цели оставалось шага три, Антон, сам не понимая почему, неожиданно перешёл на печатный шаг. Это было так смешно, что и внучка, и ошарашенный Шорохов не сдержались и прыснули со смеху: она – прикрывая свой прелестный ротик веером, он – захлопнув рот ладонью. Даже слуга, продолжавший стоять с подносом, и тот едва заметно ухмыльнулся.
На последнем шаге Антон почтительно склонил голову.
– Позволь представить тебе, дорогая, моего знакомого: Антон Дмитриевич Аниканов!
Щёлкнув каблуками, Антон ещё раз склонил голову перед незнакомкой.
– Елизавета, –