Руфа расфуфыривалась, втискиваясь в коричневое платье из сукна, подаренное ей родителями после рождения ещё первенца, повязывала косынку с цветочками, которую всегда одевала в синагогу на судный день и на Рош-Гашоно15.
Лейб тоже прихорашивался. По такому случаю, он даже мыл голову, приглаживал свои вечно нечесаные пейсы, нахлобучивал на голову чёрную шляпу с широкими полями, которую, как и жена косынку, одевал только по таким праздничным дням. Ну, и в завершении наряда, Лейб напяливал на светлую холщёвую рубашку, сидящую мешком на его тощих плечах, чёрную, праздничную жилетку. После чего, Лейб, выстраивал перед собой детей на инструктаж. Пока отец собирался с мыслями, старшие сыновья за его спиной строили друг другу рожицы, младший – Семён, глядя на братьев, показывал им язык, не забывая дёрнуть за волосы совсем маленькую сестрёнку.
Наконец, отец семейства произносил соответствующую речь, согласно какого либо праздника или знаменательной даты, затем к инструктажу приступала мать. Она напоминала своим отпрыскам, чтобы в синагоге не забывали прочесть молитву «кадиш»16 и строго настрого наказывала вести себя прилично, то есть культурно: не плеваться и не сморкаться на глазах у людей. А коль уж сморкнулись, нос не руками вытирать, а беленькой тряпочкой, что находится в кармане у каждого. Дети послушно опускали ручки в свои кармашки, доставали тряпочки, показывали матери, и засовывали обратно.
– И вообще, – просили родители, – не бегайте как оглашенные и не задавайте глупые вопросы посторонним людям: – Зачем люди умирают, когда так некогда, – столько дел? И почему летом дни такие коротенькие. А куда днём прячется луна?.. Лучше молчите – сойдёте за умных.
Как все еврейские дети, младшие Гершели старшим особо не перечили, переминаясь с ноги на ногу, терпеливо выслушивали наставления.
После чего, отец вытирал сопли Семёну, и вскоре, семейство Гершелей чинно выходило из дома, направляясь в сторону синагоги.
И вот, привычно заложив руки за спину, не спеша, Лейб Гершель с гордым видом вышагивал впереди своего семейства. За ним, как и положено традициями любых религий – жена, и под её строгим надзором – дети.
Одно плохо… Иногда, после затяжных дождей, особенно поздней осенью, лужи в селе на всю ширину улицы преграждали путь семейной процессии и тут, веками рекомендованная семейная расстановка нарушалась. Лейб в растерянности останавливался перед естественной преградой. Тогда нарушая традиции, вперёд выступала супруга. Она сама снимала обувь, заставляла снять обувку детей, брала за руки двух сыновей, третий – старший, подставлял свою спину самой младшей сестричке, и все вместе они смело пересекали эту самую лужу. Не желавший мочить ноги глава семейства, осторожно крался по краю дороги, вдоль одного из заборов, перепрыгивая, словно кузнечик, с камня на камень.
Но такие семейные вылазки случались всё реже и реже: тревожное и опасное было то время.
По городам и сёлам