Поскольку Максим так и не появлялся, мне пришлось нарушить древний кодекс девичьей чести и позвонить самой. Он был спокоен и приветлив. Сказал, что рад меня слышать, и мы договорились пойти на неделе в кафе.
Разгоралась весна, пора любви и всеобщего возрождения, и я пообещала себе быть паинькой и ничем его больше не раздражать.
5
Я заканчивала учебу в университете. Вернее, учеба заканчивалась без меня. У меня просто не хватало моральных и физических сил принимать в этом хоть какое-то участие. Диплом, к счастью, был написан еще на четвертом курсе, до знакомства с Максимом, в несвойственном мне порыве энтузиазма, и нуждался лишь в незначительной доработке. В этом году я бы его просто не написала.
Это была самая тяжелая весна в моей жизни. Не из-за учебы. Если бы я еще уделяла внимание учебе, я бы просто сошла с ума. Отношения с Максимом выматывали меня, выжимали, как лимон. Он постоянно что-то выкидывал, я все проглатывала без ропота из страха потерять его, и это требовало зверских энергозатрат.
Из наших отношений ушло очарование первых недель. После того тяжелого разговора о Москве он словно очнулся и вспомнил, что у него есть другие дела, кроме меня. Я жалела, что дала ему передышку в несколько дней. За то время, что меня не было рядом, он успел переоценить свои приоритеты, и мне пришлось подвинуться с первого места. Я еще не знала, насколько далеко, но мое больное самолюбие требовало восстановления статуса. Я винила себя, что завела злополучный разговор о Москве, волей или неволей наведя мужчину на подозрение, что пытаюсь женить его на себе и разрушить планы, которые он вынашивал задолго до меня. Если бы я могла повернуть время вспять, я бы и не заикнулась о Москве. Дура, идиотка, ругала я себя, кто же навязывается парню в спутницы жизни после двух месяцев знакомства! Я его спугнула, спугнула, спугнула. Душевное равновесие не восстанавливалось.
Он работал, как истинный трудоголик. Он дневал и ночевал на работе. Мне стало ясно, почему он до сих пор не женился. Работа была его первой и единственной любовью. Вне работы не существовало ничего. Люди, трудившиеся вместе с ним, были ему дороже меня. Да, вечерами он приходил ко мне, приносил цветы, говорил о любви, но внезапно раздавался звонок сотового – и через пять минут, наспех поцеловав меня, он мчался в другой конец города.
– Неужели он настолько предан своему делу, что хочет раздать себя всего? – удивлялась моя мама. – Я видела в жизни немало хороших врачей, но если столь рьяно служить людям в двадцать шесть лет, то что от него останется к сорока?
Я размышляла о том, что останется от меня.
Ночные