Многие его вещи достались мне по наследству, и я бережно храню их. Но самое ценное – сейчас перед вами.
Он воевал. После войны служил в оккупационной Группе советских войск в Германии в военном гарнизоне города Гера в Тюрингии, где и встретил её. Обо всём этом он писал, регулярно обновляя блокноты. Писал, но ни с кем не делился, как говорится, «в стол».
С детства мы не придавали особого значения тому факту, что его супруга – наша бабушка – была немкой: для нас это было в порядке вещей. Лишь обнаружив его записи и перечитав пожелтевшие листы, оставленные дедом, мы поняли, на какой риск он пошёл и в какое непростое время всё это происходило.
«Без благословения» – роман, сотканный из дневниковых воспоминаний о том, как в послевоенной Германии советский офицер рискнул всем ради собственного счастья.
Автором изменены лишь имена основных героев и незначительные детали.
Книга раскрывает многие интересные подробности послевоенного времени, армейской жизни и гражданского быта. В разговорах героев романа о литературе, кино и музыке середины 50-х можно увидеть ценности поколения молодых фронтовиков, по праву считавших себя, переживших войну, самыми счастливыми людьми.
Часть I
Сегодня исполняется год, как, направляясь служить в Группу советских оккупационных войск в Германии, я пересёк государственную границу Советского Союза. Такую дату здесь помнят не хуже, чем день рождения, – от неё зависят сроки замены.
Едва я появился в столовой на завтрак, как Сергей Аношин встал и, демонстративно подняв стакан, наполненный минеральной водой, громко провозгласил:
– Товарищи! Пью эту противную протрезвляющую жидкость за первую годовщину пребывания майора Дежнёва в оккупационных войсках. Период стажировки для него окончен, теперь он стопроцентный оккупант.
– Заткнись, – ответил я, садясь рядом на свободный стул. – Ты всегда рад испортить человеку настроение. Оно у меня и так с подъёма уже минус ноль.
– Ничего, Володя, сегодня ведь суббота. Ручаюсь, что к вечеру мы поднимем его до плюс сорока. Нам это не впервой.
– Что такое, Аношин? – на пороге комнаты для командования показался заместитель командира полка по политической части подполковник Носов.
– Ничего, товарищ подполковник, – хладнокровно ответил Аношин, – а какое ваше мнение в отношении Маяковского?
Носов замялся. Он чувствовал подвох, но не мог определить, в чём он заключается, и, как говорят спортсмены, потеряв темп, был вынужден, ввязавшись в разговор, остановиться у нашего стола.
– При чём здесь Маяковский?
– Но ведь вы согласны, что «Маяковский был, есть и остаётся лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи»1?
– Конечно.
– Так ведь это он сказал крылатые слова: «Лучше уж от водки умереть, нежели от скуки».
Кругом засмеялись, а порозовевший Носов погрозил пальцем.
– Делайте не под Маяковского, а под самих себя, – нашёлся замполит, – и запомните, что в стакане вина тонет больше людей, чем в море.
Сказал и вышел из зала, последнее слово должно быть за ним.
Аношин и я – заместители командиров дивизионов. Я – первого, а он – второго. Оба майоры, оба холостяки и даже одногодки, я моложе почти на три месяца. Только Сергей заменяется уже в будущем году, а у меня впереди два долгих года.
С Сергеем живу дружно, частенько собираемся то у него, то у меня. Наши комнаты в разных концах здания офицерской гостиницы: получается, что ходим друг к другу в гости. У нас есть радиоприёмники, слушаем Москву, что здесь совсем не так легко, как может казаться, «Маяк» и «космополитов» – так мы называем все западные радиостанции, кроме ведущих откровенную антисоветскую пропаганду на русском языке, это – «поджигатели». Лично я, если приходится, слушаю их без свидетелей – так спокойнее.
– Ты, старик, что-то и впрямь не в духе, – говорил Сергей. – Оля, наш майор грустит, дайте ему что-нибудь для души. Постарайтесь, вы ведь знаете его анкету – холостяк.
Большинство наших женщин-военнослужащих, сменивших в прошлом году работавших официантками и уборщицами немок, прибыли из Курской, Белгородской и других центральных областей. С обликом, словно их послали на сельскохозяйственные работы, женщины ехали, откровенно радуясь: мечтали приодеться и, может быть, заполучить себе в мужья какого-нибудь офицера. Встреченные сперва с повышенным вниманием – всё-таки свои, советские, а не немки, связь с которыми строжайше запрещена,