И тут сработало. Сначала она пыталась оттолкнуть. Даже хотела выполнить запрещенный прием – сунула руку в пах. Боль почувствовал невозможную, из-за этой самой боли укусил ее. Потом чуть от смеха не стал давиться. Она расстегнула ему брюки и ощупью изучала содержимое.
Так они кувыркались долго, но ближе она не подпускала, старалась больше распалиться. Зуева тоже в этом плане требовательная, любит разыгрывать игры. Не понимает, с чужими женами время на пустяки не теряют. Не дай бог, муж заявится. Тогда простым анекдотом не отделаешься, жди чего похуже. Юрка, тот уже залетал под холостой выстрел. В упор. После месяц на больничном плюс стрижка наголо из-за выжженных проплешин. Сноровки не хватило. Смехота, и только.
До трусиков добрался, но к этому времени так раскочегарился, что взял и рванул. Диву даешься, какие были трусики, впервые такие видел. Тут уж они взаимно занялись массажем. У Леготиной глаза закатились. Хрипит. Скоро деньги предложит за удовольствие. Говорит: Игорек, давай начинай, а то умру. Дуреха! И совсем это не умру, а умора. Он сам готов был сократить время, кабы под окном что-то не громыхнуло. Потом услышал шорох за спиной, от резкого движения головой едва не свернул шею. Увидел, и в глазах потемнело. При входе, рядом с кухонным столом, какой-то олух с блестящей трубой пучится. С какой галерки свалился…
Леготина ни на что не реагировала, она часто дышала и не двигалась. Только ее рука продолжала блуждать в его паху. А Игорь перепугался. Не хотел оказаться в поле зрения чьего-нибудь мужа, а сейчас… будто уже ствол направили. В голове пустота, толком разглядеть не успел. Может, и не труба, а действительно ружье. Тогда уж точно дело – труба. Отскочил от Леготиной и, как есть – в приспущенных штанах, бездумно двинулся на детину. Не понимал, куда и зачем направляется, слово нехорошее на языке вертится – ужас, ужас… Шел будто кролик в пасть удава. А здоровенный олух по-идиотски улыбается, но по мере сближения угрожающе поднимает трубку.
Кабы рядом Юрка был, но теперь Игорь не видел спасения, сознавал свою обреченность. Бессмысленно оправдываться или ждать пощады. Вот-вот начнется истерика. Он ошалело схватил со стола кухонный нож и, не останавливаясь, погрузил лезвие в живот удивленного детины. Тот скорчился, помедлил и, с той же идиотской улыбкой, повалился на пол. За спиной верещала Галинка. Для Игоря ее крики выше сил. Он подскочил к ней, заорал:
– Заткнись! Заткнись, сука! – Левой рукой ударил по выпученным глазам.
Его внезапная озлобленность еще больше разворошила