– Регент, – отвечал Джордж, меняя тему, – по слухам, сильно утратил свои позиции. Мне передавали, новый французский посол тотчас после Пинки шмыгнул за Канал беседовать с Валуа, и говорить они станут не во славу регента. А теперь, когда ему дали еще и герцогство…
– И чем нам это поможет? Арран бил себя в грудь все эти годы, что иному регенту, покуда королева не войдет в возраст, в Шотландии не бывать.
– Так-то оно так. Но, Патрик, Три сословия приняли прямое обращение к Генриху Валуа – о деньгах, о военной подмоге, о передаче в залог Дамбартона и Данбара. Хаддингтонский мир заключен, и брак устроен, маленькая королева отплыла с галерами Строцци и полным штатом наших дворян. Правда, Флеминг, говорят, помер, едва ступив на твердую землю за Каналом…
– Как же скверно! И то, что помер старина Малкольм – я предпочел бы, чтоб он гнил подольше на радость кузине, и то, что пришли французы – и мы теперь у себя дома не хозяева.
– Мы и раньше были у себя дома не хозяева, только вместо французов нас жрали сассенахи. По мне, кабы выкинуть вон всех чужаков – тогда в Шотландии и станет дышать посвободнее.
– Да и сами мы хозяева – так себе, – отвечал Босуэлл, и по лицу его стало видно, что именно вспомнил. – Скажи мне, Джордж, кто допустил поставить Глэмиса во главе войск, идущих на Тайн, на Хейлс? У кого я должен прополоскать дагу в кишках, когда вернусь – и, видит Бог, сделаю это неоднократно?
Теперь «когда вернусь» прозвучало довольно отчетливо.
– Я этого не знаю, – отвечал Хантли чистосердечно, – видел только, как Дуазель, французский посол, донес в Стерлинг весть о сдаче Хейлса, а решение о штурме могло быть принято и после Пинки. А после Пинки, сам понимаешь…
– Понимаю, – Босуэлл стоял спиной к кузену, и тот не видел его лица.
– Но Ангус был на поле боя, едва ли это его рук дело. А вот в Танталлоне за главного оставался Питтендрейк…
– Питтендрейк! – эхом отозвался Босуэлл так, что от легкости тона у Хантли почему-то мурашки скользнули по спине. Было что-то противоестественное в ледяном звучании голоса. – Это годная новость, Джорджи. В обмен за откровенность могу предсказать тебе, что Сомерсет не выпустит тебя из Англии живым – до тех пор, пока ты не оставишь подпись под присягой, пусть даже тайной, мальчишке Эдуарду.
– Предсказание неласковое, кузен. Но, боюсь, у меня нет выбора в этом случае. Коли так, ехать мне в Абердин только на катафалке.
– Выбор всегда есть, кузен. Бежать не пробовал?
Теперь Босуэлл смотрел прямо на Хантли, и в глазах его мелькал тот огонек, который мигом напомнил Джорджу Гордону давнишнюю историю о побеге короля Джеймса из Фолкленда. Сам он при том не присутствовал, однако наслышан был немало. Да, если Чародейский граф вот этак берется смотреть на людей, да еще не делает тайны