англичане потеряли несколько сотен мертвыми, также взято изрядное число пленных. Королева-мать лично прибыла в наш лагерь для бесед с солдатами и поздравлений. „Поскольку, – сказала она, – мое государство держится на вас и вашей службе, только правильно, что и похвала, и награда исходят от меня лично“. Но первый приступ осады опять не дал ничего, кроме сиюминутного воодушевления, мы имеем дело не только с умным врагом, но и с союзником, который не станет утруждать себя без выгоды. Французы не намерены брать город, пока не будет подписан новый шотландско-французский договор. На первой неделе июля де Гиз покинула Эдинбург и верхом отправилась в Хердманстон. В аббатстве Нанро был созван Парламент для одобрения нового мира между нами и Валуа. Три сословия согласились на брак, протекторат, передачу крепостей французам в залог, отплытие маленькой королевы за Канал. Королева-мать выглядит усталой, поблекшей, измученной, как женщина, живущая лишь постом и молитвой, однако в равной степени – одухотворенной. Из Нанро она отправилась вновь в лагерь наших и французских войск, пробыла там несколько дней, а вечером в понедельник поднялась на колокольню церкви Девы Марии в Хаддингтоне, как делала уже не раз. Около десятка ее слуг было тогда убито при взрыве от обстрела из пушек, однако де Гиз не выказала ни страха, ни отчаяния при этом зрелище, только скорбь. После мессы по погибшим королева отбыла в Дамбартон – сделать последние приготовления к отплытию дочери во Францию. Графу Аррану пожалован титул герцога Шательро – лишь бы он ратифицировал брак между Марией Стюарт и дофином Франциском, и это свершится в течение нескольких дней. Все дела положено было передать в руки Генриха Валуа».
– Кончено, – сказал Патрик Хепберн, прочтя об этом, отправив письмо в камин, – вот сучка, она все-таки легла под французов…
Босуэлл почти всегда говорил о Марии в третьем лице, если случалось упомянуть в личной беседе.
– Она ж и сама француженка, чего же ты ждал еще? – хохотнул барон Садли, привычно просиживающий свои новые штаны в старом кресле Босуэлла. – Что она будет вечно вздыхать в разлуке с твоими причиндалами? И почему тебя так бесит Генрих Валуа? Нас – понятно, но тебя?
– Потому что он делает мою работу – ту, к которой я недурно приспособлен.
– То есть, нагибает вдовую королеву Шотландии, хочешь ты сказать? – улыбнулся Том Сеймур, но Хепберн не одарил его даже взглядом, не отрываясь от созерцания ливня за окном. Ему казалось сейчас, что там, вместе с водой, утекает и время жизни, бездарно растрачиваемое в ожидании. Так оно и было.
– Томас-простак… даже шутки твои не изящней бреда пьяного виллана. Если бы он лез под юбку моей Мари, я бы только порадовался за парня – видал бы ты его итальянскую жену! Так нет же, он лезет под юбку моей стране с таким проворством, что дух захватывает. Что бы обо мне не говорили, я – последний человек,
