Верочкино счастье. Эльвира Абдулова

женщиной от мизинца до корней волос. Всегда одетая с большим вкусом, с идеальной прической и безупречным маникюром. С ней он отдыхал и душой и телом, и дошел до того, что летел к ней, не доведя семилетнюю дочь до плавательного бассейна: «Я заезжать во двор не буду. Ты же сама дойдешь, дочь?». Малышка с улыбкой кивала головой и шла к бассейну: ей представлялось, что она настолько выросла, что теперь отец доверяет ей пройти небольшой отрезок пути самостоятельно. Леша пропускал родительские собрания, ссылаясь на срочные дела, нарушал данные дочке обещания и не испытывал при этом никаких угрызений совести. Стыдно было только однажды: занятия в бассейне отменили, и все остальные родители забрали своих детей сразу, а его Нюта просидела более двух часов у старой вахтерши (он еще и опоздал!), отпаивающей зареванную девчушку чаем.

      Чудесная сказка закончилась через пару лет. Сразу же, как только иссякли его материальные возможности. Возлюбленная поначалу просто недовольно морщила носик, замечая, что подарки становятся скромнее, все чаще отменяла встречи, а как-то раз сказала прямо: «Мне нужен мужчина для радости, а твое нытье пусть слушает жена. Она в твое положение всегда войдет и сковороде на день рождения будет рада, но не я!». И так почему-то больно и обидно стало Лешке! Не за себя, дурака, а за жену свою, что ушел он, громко захлопнув дверь, чтобы не вернуться больше никогда. Дома жена хлопотала на кухне, дочка-второклассница бежала с дневником, хвалилась пятерками. Мягким светом горела на кухне лампа. Жена стояла к нему спиной и несколько локонов выпали из ее аккуратного пучка на заношенный спортивный костюм, который она обычно носила дома. Он посмотрел на нее по-новому, будто на чужую женщину: красивая, скромная, измученная переживаниями мать его ребенка.

      Леша вспомнил все, что потратил на совершенно чужую женщину, обделив своих девчонок, и почувствовал такой удар под дых, что едва успел сесть на стул. Дочка обняла отца, жена поставила перед ним тарелку с густым дымящимся супом и удивленно спросила: «Что ты сегодня так рано?». Он ответил, что теперь так будет приходить всегда, а через год сумел собрать нужную сумму и повез своих девочек в первый раз на Средиземное море, починил, наконец, маме крышу старого дома, поднял забор и стал проводить все свободное время с семьей. И все-таки вопреки собственному решению (сказать, конечно, проще, чем сделать) несколько лет он ловил в толпе женщин, чем-то похожих на Вику и провожал их тоскливым взглядом. Но ни разу не позвонил и не попытался встретиться – это правда.

      – Вот такой я, Верка, дурак! – закончил Лешка. Он-то как раз изменился мало: невысокий, поджарый, повзрослевший мальчик, которого она бы узнала, даже двадцать лет спустя. – Ты уж не ругай меня сильно, совесть ты наша! Помнишь? Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи? – Леша неестественно засмеялся. – Партия сказала «надо» – комсомол ответил «есть»! Так вот, совесть – это ты!

      – Да, Леш, конечно, помню.