– Воистину так есть. Он есть друг Варсаве.
– Помнишь ли одну из них, в которой беседует Буффон со змеем, обновившем юность?
– Помню. Я эту притчу увенчал толкованием таким: «Чем больше добро, тем большим трудом окопалось, как рвом».
– А-а, новый архитектор! Сейчас-то ты мне попал в силок.
– Исповедую прегрешение свое…
Так отвечал Григорий Варсава бесу, Даймону, который явился к нему в пустыне, довольный и счастливый, что нашел в баснях «новые догматы», столь приятные дьявольскому сердцу – да, жестоким трудом ограждено царство божье, и путь к нему тесен, и приступ прискорбен. «Ругаясь с бесом», пришлось Сковороде и каяться; пришлось защищать священную Библию, противоречия которой так легко и лукаво становились бесовскими аргументами.
– Разве тесны ворота? – спрашивает Григорий Варсава. – Тесны, верно, верблюду, но человеку довольно широкие.
Беда в том, что не желает человек оставить у ворот мирское бремя – тюки, свертки, авоськи, сумки, мешки с богатством и страстями мира. А вместо этого «тяготу свою, в которой сам суть виновен, возвергает на царство божье». «Не лай на открытые ворота блаженства! Открытые ворота не виновны суть малости спасаемых». Да и кого винить, что в открытые двери налегке не входят; что уподобляются дрозду, который, увязая в своем помете, становится легкой добычей охотника; что в сердечной бездне рождают сами легионы темных духов?
«Воля – вот ненасытный ад и яд всему», – говорит Сковорода и делает принципиально важное замечание: «Не одна, но две воли тебе даны. Две воли есть сугубо естественный путь – правый и левый. Но вы, возлюбив волю вашей больше воли божьей, вечно сокрушаетесь на пути грешных. Не сам ли ты причина?»
Невозможно «правое» без «левого». Господь сотворил смерти и жизнь, добро и зло, нищету и богатство и слепил их воедино. Это единство для Сковороды является напряженной реальностью, неоспоримым фактом – реально богом данное добро и реально богом же данное зло. Своего противника в споре, Даймона, Сковорода называет «врагом и другом» одновременно и даже просит прощения, что «нужда заставила и на него ополчиться».
Все слито воедино. Настоящим символом этого двуначалия станет библейский Змий.
В 1791 году Сковорода преподнесет М. Ковалинскому «Потом Змиин» – диалог Души и Нетленного Духа. С этой книжечкой приключилась своя история. «Я эту книжечку написал в Бурлуках, забавляя праздность. Она была украдена. Но я, напав на список, исправил, умножил и кончил». Кому понадобилась рукопись Сковороды – неизвестно. Но на «автографы», к счастью, не разошлась. К тому же многие знакомые Сковороды стали побаиваться его размышлений и даже видели в них «искушение змиево», которому «поддался» философ.
Не могла, к примеру, не смутить ирония Сковороды в части трактовок Священного писания. «Очень нам смешным кажется сотворение мира», –