Сердце в секунду перестало биться, волна ужаса и паники обрушилась на меня с такой силой, что я физически ощутила невероятную боль.
Нет, Господи, только не он!
Ну да, конечно, все ведь так и случилось тогда. Я почти вспомнила. Но было слишком поздно.
В этот момент мое тело вдруг обрело свободу. Я бросилась к нему, мертвому Ангелу, закричала, забилась в истерике, колотя сбившую его винтажную черную машину с круглыми фарами, и… открыла глаза.
Врач кивнул и удовлетворенно улыбнулся. С того момента, как мы с мамой врезались в дерево, прошло тридцать минут.
– Я вспомнила, как он умер, – прошептала я удивленному доктору. – Я вспомнила, как потеряла его.
1
Май, 2017 год.
Бывают дни, которые ненавидишь с самого раннего утра. Это воскресенье явно относится к их числу.
Сонная и злая, я сушу волосы старым розовым феном. Они отчаянно путаются, а фен безнадежно жужжит, не справляясь с поставленной задачей. И все потому, что Наташа умудрилась ранним утром сломать мой новый BabyLiss, хотя волос у нее на голове раз в десять меньше, чем моих, – загадочная природа блондинок, не уживающихся с любым видом техники, всегда меня удивляла.
Когда я вхожу на кухню, папа, вымученно улыбаясь, пьет кофе: моя мачеха умеет не только ломать фены, но и порядком доставать людей. Я бы сказала, в этом у нее непревзойденный талант. Если бы в мире существовала премия Оскар за лучшую женскую истерику, то Наташа получила бы Гран-При. И не один. Можно было бы весь камин заставить подобными наградами, и с лихвой осталось бы фигурок десять для декора прикроватных тумбочек.
– С добрым утром, – наливает мне чай отец. Я киваю, подавив мощный зевок, и виновато улыбаюсь.
– С добрым, – и, задумчиво посмотрев в зал, где отчаянно крутится перед зеркалом недовольная мачеха, добавляю: – Думаешь, мы успеем на самолет?
Вопрос, как ни странно, не является риторическим. За последний год мы умудрились опоздать целых два раза.
– Черт побери, юбка-таки села! Так и знала, что этой новой прачечной нельзя доверять, – жалуется Наташа, появляясь на кухне.
Я пытаюсь стереть с лица язвительную улыбку. Папа, видимо, тоже, так как он вдруг резко интересуется газетой, до сих пор невинно лежавшей на столе. За три года семейной жизни Наташа заметно поправилась, но признавать этого упрямо не хочет.
– Алиса, переоденься! – критически осмотрев мои старые джинсы, выносит вердикт мачеха. – Где твой «дорожный» костюм?
С тех пор, как они поженились, новая мама усиленно пытается привить мне чувство моды и несколько десятков светских манер.
– М-м-м… в рюкзаке… – нервно ерзаю я на стуле, с ужасом вспоминая обтягивающие бриджи и белую тряпочку с совершенно открытой спиной, гордо носящую название «топик из последней коллекции». Кажется, я засунула их на дно стиральной машинки? Или в один из чехлов от старого пальто в кладовке? –