–Дух, подъём, – прозвенело в моём ухе. Я вскочил с перепуга и принялся одеваться. Старики покатились со смеху. Я увидел лицо рядового из старослужащих Ермакова.
–У дедушки Вани днюха, – сказал он.– Душара, добудь нам водки и закуски…
–Где? – растерянно молвил я.
–Мне плевать, – взревел Ермаков. – Укради, роди… Мигом убежал…
–Я убегу и «рожу» да только ради товарища младшего сержанта, – смело проговорил я и бросился к выходу. Меня остановил голос Кости, который стоял дневальным на тумбочке:
–Куда ты?
«Рожать водку и закуску», – усмехнулся я.
–В посёлок?
–А куда ещё?
–Деньги-то есть у тебя?
–Немного. Едва ли хватит…
–Подойди.
Он достал из кармана, кажется, сторублёвку и протянул мне.
–Не надо.
–Бери, говорю…
Я взял деньги и выбежал из казармы на плац; юркнул в темноту, перемахнул через каменный забор, поранил руки, но, не чувствуя боли, метнулся в посёлок. По счастью, в магазине горел свет; я, запыхавшись, ворвался в дверь и протянул испуганной продавщице деньги. Женщина с сочувствием взглянула на меня (видимо, я был не первым на её памяти, кто пытался «родить», прибегая в этот магазин) и положила в пакет водку, хлеб, палку колбасы и пачку сигарет.
–Я этого не просил… – сказал я, возвращая сигареты.
–Пригодится… – сказала женщина с улыбкой на губах. Я поблагодарил и бросился в расположение части… Вернулся в казарму, отдал старослужащим всё, что удалось добыть в «самоволке», промыл водой с мылом раны на руках и лёг спать… Кольцов с тех пор меня зауважал, а однажды даже заступился за меня.
Как-то раз я столкнулся с Ермаковым в располаге, он застал меня врасплох глупым дембельским вопросом: «Сколько дней до приказа дедушке осталось?»
–Не знаешь, душара! Нехорошо… Упор лёжа принять!
Я нехотя повиновался и под счёт «раз-два» начал отжиматься. Но ему этого показалось мало. На «раз» я опустился, а он сел мне на спину… Я выбивался из последних сил и едва не рухнул на пол, когда Ермакова окликнул Кольцов:
–Пашка…
Ермаков сошёл с меня, а я поднялся и отдышался. Они о чём-то говорили, поглядывая в мою сторону. «Ты совсем спятил? – внезапно донёсся голос Кольцова. – Ты знаешь, кто его отец?»
С тех пор меня не трогали, а Косте доставалось… Его били, когда никого из офицеров не было в казарме. Однажды он умывался, а я заметил синяки на его теле, но не стал задавать вопросов…
Что ещё я помню из своих армейских будней? Помню, как по субботам всей ротой отмывали казарму, разводя чудовищную пену на паркете, помню, как стоял на тумбочке дневальным, когда подходила моя очередь, помню ночь, когда моя жизнь висела на волоске…
После отбоя я рухнул на кровать и мгновенно заснул. И увидел я прекрасный образ. Машенька… Улыбка озаряла лицо её; издали доносился звонкий девичий смех: она бежала по зелёной полянке, залитой светом, с букетом цветов в руке. Но вдруг остановилась,