Я повернулся, чтобы взглянуть на нее прямо, не через зеркало. Увидев ее лицо, я испугался: она прикрыла глаза и сжала губы, готовясь что-то сказать, но я подсознательно понял, что не хочу это слышать.
– 17 ноября, – сказал я, прежде чем она смогла закончить мысль.
У других пар кодовые слова были заготовлены на случай, чтобы остановиться во время жесткого секса, а мы их использовали, чтобы остановиться во время жесткой ссоры. Если один из нас произносил «17 ноября», любой разговор должен был остановиться на пятнадцать минут. Я пустил этот прием в ход потому, что понял: если она еще что-нибудь скажет про мою маму, один из нас неизбежно скажет то, что мы уже не сможем пережить.
Селестия вскинула руки:
– Хорошо. Пятнадцать минут.
Я встал и взял пластиковое ведерко для льда.
– Пойду льда принесу.
Пятнадцать минут – это, в принципе, куча времени. Я знал, что как только выйду за дверь, Селестия позвонит Андре. Они познакомились еще в детском манеже, когда были такими маленькими, что даже сидеть не умели. Так они и скорешились, как брат и сестра. Я с Дре познакомился в колледже, собственно, это он меня с Селестией и познакомил.
Пока она выпускала пар с Дре, я поднялся на этаж выше, поставил ведерко в автомат и нажал на рычаг. Кубики прерывисто падали в ведерко, я ждал, и тут ко мне подошла женщина. Ровесница Оливии, грузная, с добрым лицом и ямочками на щеках. Плечо у нее было замотано эластичной тканью. «Разрыв плечевой манжеты», – объяснила она и добавила, что вести машину, конечно, трудно, но у нее в Хьюстоне внук, которого она хотела подержать здоровой рукой. Оставаясь джентльменом, каким меня воспитала мама, я помог ей донести лед до комнаты, в 206-й номер. Из-за травмы ей было трудно открывать окно, поэтому я приподнял раму и подложил под нее Библию. Оставалось еще семь минут, я пошел в ванную поиграть в сантехника и починил сливной бачок, который шумел, как Ниагара. Перед уходом я предупредил ее, что дверная ручка разболталась и, когда я уйду, ей нужно будет перепроверить, закрыта ли дверь. Она поблагодарила меня, я называл ее «мэм». На часах было 20.48. Я запомнил, потому что как раз посмотрел на время, чтобы понять, можно ли уже возвращаться в номер.
Я постучал в дверь нашего номера в 20.53. Селестия сделала коктейли из водки и клюквенного сока. Она погрузила руку в ведерко, достала лед и положила нам по три кубика. Потом слегка потрясла стаканы, чтобы охладить напитки, и протянула мне свою красивую руку.
Больше таких радостных вечеров у меня не будет еще очень долго.
Селестия
Память – существо странное. Хранитель с причудами. Я до сих пор вспоминаю ту ночь, хотя уже не столь часто, как раньше. Сколько можно прожить так, глядя назад через плечо? И неважно, что там говорят другие, меня память не подводит. Думаю, никто никого не подводит.
Когда я говорю, что этот «Сосновый лес» до сих пор является мне наяву, я не пытаюсь оправдаться. Это действительно так. Как там пела Арета? Женщинам трудно. Как и всем нам… Они слабы, под стать своим парням