– Мама! Мамочка! Нет! – завопила Глория. – Не делай этого! Ты же меня…
Лезвие ножа резко ушло вниз. В ушах застыл звук металла по костям. Заляпанное кровью изображение исчезло из глаз. Лезвие, как по маслу прошлось по её глазам, захватив снова часть лба, переносицы и носа.
Глория проснулась разбитой и испуганной. Её настроение было хуже некуда. Композитор какое-то время любовался спящей девочкой и был свидетелем того, как она тяжело выходит из сна. Пока он и не подозревал, что эти минуты будут лучшими за сегодняшний день, потому что, кое-как позавтракав и придя в себя, Глория испортит этот день и себе, и ему.
Композитор всё понимал и многое прощал, но он был рождён обычным человеком, не наделённым клубком стальных нервов. Поэтому он тоже сдавался и, резко выключив у себя микрофон, срывался в пустоту своего кабинета. Его утончённая натура пренебрегала наведением хоть какого-то порядка на своём столе. Но это место, вернее, весь тот хаос, творившийся здесь, был для него священным.
Для него тут было всё на своём месте. Поэтому в минуты максимального негодования и стресса, мужчина был каждый раз близок к тому, чтобы устроить буйство красок с последующим уничтожением и разрушением всего содержимого стола об книжные стеллажи.
Единственное, что не мог бы понять Композитор, почему с первого дня пребывания здесь ей стали чаще сниться ночные кошмары.
Диалог между ними начался с неуместных и ненужных, как считал мужчина, слёз на лице девочки. Причиной же этих слёз была истерика от непонимания того, что она делает, почему нет других вариантов решения проблем. Почему он так мало откровенен с ней, почему не отвечает на её вопросы, игнорируя их или просто переводя тему. Не прекращая плакать ни на минуту, дрожащим голосом она рассказала о своих страхах, после последних сновидений, пожаловалась на странное самочувствие, на ощущение паники и тревоги.
Но Композитор был непоколебим и равнодушно спокоен.
Именно так, и уже в который раз так, казалось Глории.
– Мистер, я лишь хочу найти какую-нибудь альтернативу, – плача, произнесла девочка, выгибая спину и шею.
– Мы идеально работали, Глория. Разве ты не помнишь?
– настаивал на своём Композитор. – Ты же прекрасно знаешь, как я не переношу твои слёзы…
– Нытьё, да? – перебила Глория. – Нытьё, так и скажите.
– Глория…
– Вы держите меня, чтобы я только работала на вас, – снова перебила мужчину пленница. – Работала, работала, работала.
На последних словах её крик перешёл на истошный вопль.
– Девочка моя, осталось совсем немного.
– Я только и слышу, что осталось чуть-чуть, осталось самую малость.
– Пожалуйста, прекрати плакать.
– Я врастаю в это чёртово кресло, – чуть ли не по слогам, глядя в