– На волк винтовка. А казак ворует?
– Я сказал, казаков у нас нет, никто не ворует, хаты не запираем.
Между тем местность понизилась и путникам открылся вид на село: ровные квадраты огороженных плетнями дворов расположились на берегу широкой реки, которая когда-то была границей между казачьими станицами и горцами, белые крытые камышом хаты весело блестят округлыми глазами окон, аккуратные хозяйственные постройки, хлева для свиней, скота, зеленеющие молодой листвой сады, виноградники. В огородах копаются бабы, мужчины возле речки чинят вентеря – снасть для ловли рыбы, по улице носится стайка мальчишек, гоняясь друг за другом.
– Вот и мое село, – показал рукой Александр.
– А много мужчин? – спросил Ахмед.
– Ты хочешь спросить, сколько дворов?
– Да.
– Двадцать пять хозяйств. К морю двадцать километров, но и в Кардонке хватает рыбы: и судак, и осетр, сом, в сети попадается даже белуга, вобла идет на нерест.
– Мечеть где?
– О, о мечети здесь даже и не слышали, может, в Кизляре есть. Да и людей твоей веры здесь нет, горцы здесь не живут.
Всадники достигли первого двора – здесь ещё деревья не поднялись, да и отростки винограда были совсем маленькие.
– Вот и мой двор, – показав на хату, Кравцов крикнул: – Даша, я скоро буду, готовь обед! Вон старики сидят, как всегда, под деревом, греются на первом солнышке, а мне надо добычу раздать, ведь ружье здесь только у меня, – пояснил он Азагоеву.
Под тем же деревом сидели старики, одеты они были так же, как и год назад. Подъехав к ним, горец спешился, а Александр сказал прямо из седла:
– Здравствуйте, дедушка, к вам человек, хочет здесь жить, – и поехал дальше.
Старики с любопытством смотрели на непривычно одетого, похожего на жителя гор мужчину.
– Ну, здравствуй, – приветствовал самый старый – дед Матвей. – Кто таков, откуда к нам?
Почтение к старикам с молоком матери было впитано горцем, и поэтому он, протянув руку, поздоровался с каждым.
– Салам алейкум, Ахмед Азагоев, хотел тут овца пасти моя с гор, – ответил Ахмед.
– Вижу, что с гор, там что, пастбищ не осталось?
– Гора хорошо, много дерева, трава, холодный чистый вода.
– Так что ж ты не сидел в своих горах? – спросил самый маленький и самый младший.
На этот вопрос Азагоев решил было промолчать, но вновь заговорил дед Матвей:
– Ты бы промолчал, Прошка, когда старшие говорят. Я знал тебя, когда ты ещё на горшок ходил. А ты, Ахмед, не смотри на этого болтуна, здесь все свои, и если хочешь жить в селе, то должен все о себе рассказать. И поверь: все, что ты здесь расскажешь, дальше села никуда не уйдет.
На эти слова Прошка отвернулся и обиженно засопел. Подошел Александр, раздав убитую дичь и поставив жеребца дома в стойло.
– У нас все беглые: кто от царя, кто от суда, а кто и от советской власти, – между тем продолжил дед Матвей.
– Моя невеста украл, – признался горец.
– Сам-то кто по нации?
– Нохча.
– Значит, чеченец. Мы хоть в глухом