– Да она же вся проросшая! Еще и подгнившая, поди… – мяла в руках картошку интеллигентного вида женщина в видавшем виды платье. – Надо бы сбросить за такое, а?
– Где гнилая? Ты что, милая? – цыкал через дыру в зубах плюгавенький мужичок. – Картошечка первый сорт!
Чуть в стороне от них почти с таким же успехом торговались старые, уже не раз латанные сапоги, на которые нацелился пузатенький покупатель в большой кепке.
– Гляди, дядя, якая подошва! Гляди, гляди! – пузачу чуть не в зубы тыкали одним из сапог. – Як у слоняки. Знаешь, поди, таку животину, что в Африке обитает… Да этим торбозам сносу нет, – нахваливала их красномордая бабища, продолжая трясти сапогами. – Их еще внуки твои носить будут и меня вспоминать. Бери, не сумлевайся!
Отворачиваясь от этой парочки, мы вновь погружаемся в бурное многоголосье рынка, которое, словно библейское чудовище, говорит множеством голосов…
– Грибочки, соленые грибочки! Миленькие мои, кому нужны грибочки?! Сама солила! – выкрикивал задорный голос молодухи. – Ядреные, хрустящие…
– Да куда ты грабельки свои тянешь, мил человек? – кто-то чуть не шипел низким голосом. – Не видишь, что ли, товар-то знатный!
– За колечко, говоришь… Ну-ка, покажь, – из-за пазухи вылезла рука с небольшим свернутым платочком, внутри которого блеснуло тоненькое колечко с красным камушком. – А говоришь, ничаво нет… Муженек, чай, еще купит.
Но вдруг среди всего этого множества самых обычных голосов, спорящих и договаривающихся о вещах и еде, тебе слышится что-то странное и непонятное. Ты делаешь шаг в сторону, выходя из толкающего людского потока, и оказываешься в нескольких шагах от двух бабушек, плотно закутанных в темные, почти черные платки. В этих сухоньких бабульках в потрепанной одежонке не было ничего необычного, в отличие от их разговора.
– Твоя правда, Марфа, твоя правда, – качала головой одна, что постарше. – Совсем худые времена, совсем, – повторяла она по нескольку раз один и те же слова, словно забывала их. – Истинный крест, неспроста все это…
– Храмы то порушили совсем. А кто рушил? Кто? Сами же… И не отмолишь-то грех такой, – подхватила вторая бабуля. – Матушка Фрося говорит, что Антихристово время наступает… Сказано в Евангелии, что когда придет человек с черным ликом и в черных одеждах, то кровь прольется по земле, – с придыханием говорила она. – Орда проклятых филистимлян придет с запада…
– Икона Богородицы даже замироточила. Сказывают, как начали читать «Отче наш…», так капельки кровушки на ее глазках и появились, – голос второй перешел на шепот. – А потом голоском она своим ангельским запела осанну…
И вскоре уже забыв этот перехваченный кусочек разговора, ты наслаждаешься жарким летним деньком, безоблачным небом и прохладной водой протекающей невдалеке речки.