В саду, на который открывался вид через окна танцевального зала, оживлённо щебетали синицы. Хотят летать вместе с мамой – вообразил Леннарт, ненадолго отвлёкшись на пение птиц.
Закончив тянуться, Оделия кивнула пожилому мужчине, стоящему в противоположном конце зала. Убедившись, что танцовщица приняла начальную позицию, мужчина положил скрипку на плечо. Смычок заскользил по струнам, и спокойная музыка поплыла по залу, перекрыв птичьи голоса и шелест листьев за окнами.
Поймав внимательный взгляд сына, Оделия улыбнулась и провела носком по полу, очертив полукруг, а затем привстала на полупальцы. Магическая сила откликнулась на первые движения танцовщицы, знаменуя это ветром, ворвавшимся в зал, взъерошившим соломенную шевелюру Леннарта и колыхнувшим подол юбки няни. Воздушные потоки облетели помещение и взвихрились вокруг Оделии, задорно поигрывая её длинными золотистыми волосами, собранными в хвост.
Скрипач сменил мотив и ускорил музыку. Оделия сорвалась с места, семеня на цыпочках так быстро, что её поступь сливалась в одно движение. Танцовщица словно парила над полом. Леннарт спрыгнул с лавки и захлопал в ладоши, когда вокруг мамы загорелись искорки, мельтешащие, будто рой светлячков. Когда магия только-только собирается вокруг искусника, то далеко не всегда различима для глаз, но Оделия мысленно приказала ей проявиться, желая обрадовать пятилетнего сына.
Танцовщица закружилась и расправила руки. Стремительные па Оделии оставляли за собой яркие шлейфы, как если бы к её запястьям и стопам были привязаны сияющие ленточки, хотя Леннарт прекрасно понимал, что никаких ленточек нет и дело в волшебстве. Подражая маме, мальчик пустился в головокружительную пляску, чем вызвал у няни благосклонную улыбку.
Родители не раз предупреждали Леннарта, что нельзя приближаться к искуснику в момент чародейства. Но мальчик так самозабвенно отдался собственному танцу, что не заметил, как очутился рядом с мамой. Опомнилась няня и заспешила к Леннарту, тут же остановилась Оделия, словно её грациозные ноги налились свинцовой тяжестью. Потухли магические огни, и стихла музыка скрипки.
– Отведи Ленна, – повелела Оделия няне, схватившей мальчика за руку.
– Ну ма-ам, – обидчиво запротестовал Леннарт, – я хочу посмотреть на танец!
– Дорогой мой, дальше танец будет опасным, – терпеливо сказала Оделия. – Обещаю, в следующий раз потанцуем больше. Но сейчас мне нужно призывать грозную магию и тебе находиться здесь никак нельзя.
Сколь бы жалобно не хныкал Леннарт, мама осталась непреклонной.
– Когда вырасту, хочу танцевать как мама, – заявил Леннарт няне, когда они покинули зал.
– А хочешь быть скульптором, как папа? – поинтересовалась няня.
Если Оделия допускала мальчика любоваться разминкой и некоторыми танцами, то поглядеть на серьёзную работу папы почти не доводилось. Самое больше, что выпадало Леннарту, так это недолго постоять у порога мастерской и увидеть статуэтки причудливых существ, гнездящихся на табуретах; вдохнуть смесь резких запахов, идущих от красок и смолы. А затем разгоревшееся детское любопытство гасилось мягким, но неуступным требованием отца уйти. Как и Оделия, Арден опасался, что не уследит за сыном, и он прикоснётся к опасному магическому артефакту, или же сломает что-нибудь. К тому же когда творится волшебство, искуснику нужно быть предельно собранным и не отвлекаться на окружение.
Но, как и Оделия, Арден иногда всё же радовал Леннарта приятными мелочами своего Искусства, даря зачарованные фигурки сказочных зверей, которые передвигались и издавали звуки, как если бы были живыми. Вот только Леннарт нечасто видел сверстников, так что не перед кем хвастаться рукотворными зверушками. Арден и Оделия редко вместе с ним наведывались в гости, и ещё реже принимали гостей у себя, а потому друзей для игр у Леннарта не бывало. И это при том, что родители находились в доброжелательных отношениях с богатыми семьями, живущими по соседству, на той же самой площади, окружённой особняками и многоэтажными зданиями цехов.
Эта площадь была одним из немногих просторных мест в городе Вирма, с высоты птичьего полёта выглядевшим как паутина настолько узких улочек, что козырьки крыш почти соприкасались друг с другом, сохраняя между домами полумрак даже в самый яркий день.
– Можно как папа. Сделаю себе много фигурок! – Леннарт принял задумчивый вид. – Или буду играть как дядя Ансельм.
– Дядя Ансельм молодец, одно удовольствие слушать его скрипку. И хорошо играет для танца матушки, – поучительно сообщила няня. – Но, увы, родился Бездарным! Без Таланта музыка не подчиняет магию. Так что если станешь как Ансельм, то будешь годен только услаждать слух богатых господ, да помогать репетировать Одарённым.
– Зато мама не выгонит из зала! – парировал Леннарт, до конца не понявший всех слов няни, но возмущённый её уничижительным тоном в отношении дяди Ансельма.
Помимо отцовской мастерской было ещё одно место, будоражащее воображение Леннарта: в противоположном от танцевального зала конце особняка находился подвал. Папа всегда