В школе мне тоже приходилось несладко. Да ну его, это первое время в Вене. Если меня спросите, идти оно может куда подальше и не возвращаться. И вспоминать не хочется. Все было чужим и незнакомым. Приходилось привыкать. Друзей у меня в первое время не было никаких. Они только тебя и спрашивают: «А у тебя есть Фейсбук? Нет? Нету? Как же так? Как мы будем общаться?». Тогда я говорю, что у меня нет ни Фейсбука, ни бодибука и даже нет органобука. Но у меня есть адрес и телефон. Мне всегда можно позвонить и написать, и я всегда отвечу. Вдобавок я открыта для физической встречи. Так сказать, лицом к лицу. Но мне кажется, что эти мои предложения мало кого вдохновляли, вот я и сидела лицом к лицу с Анной. Дедуля «ходил под себя», и, казалось, его очень это развлекало. Он был уже совсем «тю-тю». Вот такие вот дела. Но знаете, что я поняла? Если у вас дела плохи, нужно закрыть глаза и дальше шагать вперед, честное слово. Когда-нибудь да и станет лучше. Не может же быть все постоянно плохо. Я часто по ночам вела диалоги с Безымянным в своей голове. Все думала, как скажу ему в лицо – что к чему.
А потом нежданно-негаданно умер дедуля, и маме срочно нужно было искать новую работу. Она очень переживала, а я вместе с ней. Когда что-то случалось, я всегда переживала, что нас выдворят отсюда, и придется нам вернуться к Безымянному, а этого мне уж очень не хотелось. Лучше уж под одной крышей с вонючим и прихотливым дедом, чем с Безымянным. Но правильно говорят: «Все, что ни делается, все к лучшему». Нашла Анна теперь уже бабулю. Забывчивая бабуля была до ужаса. Лишь потом я узнала, что это болезнь такая. Неприятно это, конечно. Но бабушка была очень милой. Называла меня кем попало: и мамой своей, и дочкой, и еще кем-то. Жаль мне ее было. Она всегда домой просилась.
– Не подскажете, фройляйн, где здесь ближайшая станция автобуса? Мне домой нужно. Мама приготовила ужин, и будет очень злиться, если я опоздаю.
– Не будет злиться. Я с ней поговорила и сказала, что Вы останетесь сегодня у меня. Мы ведь договаривались. Помните?
Она улыбалась, но не помнила. Через некоторое время бабулька вновь хотела домой, и все это повторялось до бесконечности. Я частенько с ней посиживала. Особенно, когда Анне нужно было идти за покупками, или у нее были дела. Гадкая это болезнь, скажу я вам. Ничего не помнишь. Ничего. Ни детей своих, никого. Забываешь даже, ел ли ты что-то, ходил ли в туалет. А человеком бабуля, скажу я вам, была очень даже хорошим. В каком-то роде она стала моим первым другом в Австрии. Когда я ей сказала об этом, она положила свою худую, сухую руку на мою и тихо прошептала:
– Когда мы поедем домой? Мама уже переживает, что нас так долго нет.
Хороший она была человек. Точно вам говорю. Сын ее Эгон все чаще и чаще ее навещал. Хотя он был высоким и достаточно плотным мужчиной, смущаться любил по любому поводу. Только потом я поняла, что к чему. Оказывается, он запал на Анну, и у них начались за моей спиной эти самые любовные шуры-муры.