Аристид грустно усмехнулся, вспоминая советы, споткнулся о велосипед, ругнулся сволочью, потер колено и пошел на кухню пить кофе. Без кофеина. Тоже подарочек с намеком. Много ли ему нужно, без черного-то ящика?
Кофе отдавал жженой резиной. Придется пить, подарили же. Дорогой, а такая дрянь. Он покупал сорт дешевле и вкуснее. Да ладно, на всех сказывается сила привычки, кофе как кофе в самом деле, о другом речь.
Женщина, ушедшая к типу по фамилии Вирхов, плакала, открывая свой ящик, затем стискивала зубы и издевалась за то, что позволила ему, пустому, заглянуть внутрь; младенец уже вынашивал свой ящик, по мамочкиному образцу, мстительно вопил и гадил, когда он брал его на руки; доны Анны пугливо захлопывали свой, иной заказчик грохотал целым комодом, иной тихонько скрипел своей тайной; а знаете ли, мерзко видеть вас насквозь и чувствовать себя прозрачным.
Да, всем нужен черный ящик.
Аристид пил кофе и думал о том, что велосипед никак не может стать незаметным в маленькой квартире.
Велосипед стал незаметным. Мудрец оказался прав. Через неделю художник перестал натыкаться на драндулет и перестал замечать. Ненужная вещь заняла часть пространства и принялась творить свое темное дело.
События завертелись с лихорадочной быстротой. Заказов перед новым годом привалило как никогда, после праздников начались придирки, от некоторых работ отказались, неслыханное дело, к весне наступил мертвый штиль, всему офису казалось, что это начало конца.
Аристид, привыкший беспрепятственно обходить велосипедный угол, споткнулся, прозрел и вспомнил, что собирался выкинуть вещь, и о весне давно уже сигнализируют синие гадючьи первоцветы.
Сориентировавшись по карте, как доехать до свалки, он выволок драндулет, вскочил в седло и неожиданно легко покатил вперед. Великолепно! Удалось! Переключив на третью скорость, Аристид усомнился в своем решении, но, поколебавшись, не стал бросать начинание на полдороге. С возрастом педантизм брал верх, и он больше не доверял ни ветерку, ни радости – какое лишнее чувство радость, если оно противоречит намеченным планам, а планы придумывать и осуществлять все труднее; не доверял былой ловкости и силе старой привычки, потому что они стали такими же бесполезными, как соседский подарок.
Аристид успел состариться внутри раньше, чем внешне. Есть такое свойство у мужчин сдержанных и меланхоличных, избежавших страстей и порывов, дурных привычек, роскоши и эпикурейства, не тщеславных, не мятежных, скопцов, которые так и родились скопцами; природа словно консервирует их для финального рывка, для второй молодости, но рывка не случается, и в один прекрасный