– А коня расседлай покуда, – говорил волхв на ходу. – Сейчас поедим, да вместе и отправимся: у меня к Яромиру дело. Шкуру людоедову с собой повезешь – в отдарок названому отцу за рогатину… Милонега сейчас к сынам моим лошадь погонит – у них уговорено – так я ей накажу проследить, чтоб они и Велимирово оружие прихватили; ты-то, вижу, в спешке забыл, а они могут вообразить, будто так и надо. О чем я?.. Да, значит в град вместе поедем. Ну, и Векшу с собой возьмем.
– Векшу-то зачем? – спросил Кудеслав. – Ей бы спать, ведь две ночи на ногах промаялась.
– Ей тут без меня все едино покою не дадут, заедят. Ничего, у старейшины вашего отоспится.
Уже готовясь ступить через порог избы, Белоконь сказал:
– Коли будет на то твоя воля, хоть завтра же отпрошу тебя к себе и у Яромира, и у Лисовина. А об отцовом очаге не сокрушайся: камень из него вывернешь да с собой привезешь – то и ладно.
4
Давненько уже не приходилось Кудеславу столько тесать языком – почитай, с тех пор, как воротился из своего бродяжничания по чужедальним краям. Тогда многое пришлось рассказать сородичам – и в общинной избе, перед очами старейшины да наиболее чтимых родовичей; и во всяких других избах (наперебой зазывали, чуть ли не дрались за то, чей нынешним вечером приходит черед принимать его у себя).
Люди, большинству из которых путь на Торжище казался невесть каким дальним странствием, забывали дышать, слушая невероятные сказки о разных языках, живущих вдоль реки Волглы; о сумрачной земле драчливых урманов; о теплом море, по берегам которого обитают поклоняющиеся неугасимому пламени персы-мидийцы; о других теплых морях, которых и сам Кудеслав не видел, зато слыхал про них много чего от своих скандийских знакомцев…
И сотой доли не было рассказано из того, о чем можно было бы рассказать. Но не потому, что рассказы наскучили слушателям – это самому Кудеславу довольно быстро наскучило быть рассказчиком. Отчасти из-за бессилия передать словами виданное и пережитое; отчасти потому, что нередко его понимали странно или не понимали вообще. А главное – ведь не ради же распахнутых от удивления ртов сородичей поддался Мечник на уговоры урманских торговцев-воителей! Не ради удивления родовичей, не ради добычи, не ради возможности вдоволь наиграться оружием в неведомых дальних краях и даже не ради возможности эти самые края повидать. А ради чего? Если бы кто дознался, что Кудеслав по сию пору так и не успел найти ответ на этот вопрос – вовсе пустоголовым прослыл бы в общине Мечник, обижающийся на прозвание Урман.
Рассказы ему опостылели, а потому стали неинтересными. К тому же старики принялись ворчать, что Кудеслав дурит головы желторотым юнцам, что этак все по дальним землям поразбегаются, а община оскудеет людьми да вымрет… Поток приглашений пошел на убыль.
Последних, самых прилипчивых Велимир живо отвадил от своего двора, за что Мечник был несказанно благодарен своему названному отцу. Года не прошло, как Кудеславу перестали заглядывать