на слуху и, где вода была такой прозрачности, что видимость доходила до двадцати метров, где, перегнувшись через борт лодки, можно было увидеть в мельчайших подробностях, как прекрасно морское дно, а если напрячься – и своё будущее. Кахайя выслушала мои пожелания и, скорчив неодобрительную гримасу, сказала, «что сейчас туда нада будет идти против ветра» и, показав в противоположную сторону, уверено добавила: «Туда нада». На что я покачал головой и сказал, показывая в нужном мне направлении: « Туда». Она зыкнула на меня, но спорить больше не стала. Всю дорогу до первого острова мы молчали, Барни спал, убаюканный ровным гулом мотора. Остров, к которому мы приплыли, был небольшой и когда мы приблизились к мелководью лодка будто зависла в воздухе. Такой чистоты я ещё не видел – дно было внизу но ощущения воды не было. У меня, видимо, был очень глупый вид, потому что Кахайя рассмеялась, глядя на моё удивлённое лицо и, решив добить меня, она, вдруг, мгновенно скинула одежду и совершенно голая прыгнула в воду. Я толко увидел, как блеснула на солнце её точёная фигурка и у меня в первый раз перехватило дыхание. Кахайя ушла в глубину и, нарушая все законы физики, словно большая птица, какое-то время, парила в глубине, как на небе и достигнув дна, девушка долго кружилась среди буйства водорослей, выискивая кораллы и раковины. Мне показалось, что прошло недопустимо много времени, с тех пор, когда Кахайя ушла под воду, я с возрастающей тревогой наблюдал за ней, борясь с желанием прийти на помощь, когда видел, как девушка, наконец оттолкнувшись от дна, стала подниматься на поверхность. Я отвернулся, когда побросав добычу в лодку, ныряльщица рывком перелезла через борт и уселась на своё место у руля. Она тяжело дыша, некоторое время возилась с волосами и, видимо выжав их, наконец, влезла в свои одежды. Поняв это, я повернулся и встретился с насмешливым взглядом Кахайи, которая сказала, как всегда, коверкая слова: