Похоже, новоиспечённый медик в семействе Гаффари ищет себе достойное место работы.
– Я вам очень благодарен. Я непременно сообщу Его императорскому величеству, что, когда речь идёт о помощи мне, вы и господин посол готовы не считаться с экстерриториальностью посольства Ирана. Я надеюсь, Его императорское величество правильно оценит ваши усилия.
Мерзавец запнулся, но тут же снова растёкся мёдом:
– Было бы куда хуже, если бы я не отдал пистолет. Ведь все проверки докажут вашу невиновность. Этот инспектор, похоже, подозревал Елену-ханум! Пусть лучше они винят свои французские законы, которые позволяют безнаказанно оскорблять чужих жён! Я предупредил баспорса Валюбера, что вы пользуетесь неограниченным доверием нашего шаха. Мы потребовали от французской полиции относиться с величайшим почтением к лейб-медику шаха Ирана и к его супруге.
Если это будет зависеть от огаи-Гаффари, мне недолго осталось рассчитывать на уважение, полагающееся шахскому лейб-медику.
– Спасибо вам, дженаб-секретарь, за вашу защиту и помощь. Удачи вашему племяннику в его медицинской карьере. Не сомневаюсь в его преуспевании.
До сих пор у полиции были неопределённые и недоказуемые подозрения насчёт Елены. Теперь они усугубились моей попыткой спрятать браунинг.
29 мая, воскресенье
Я проснулся с тяжёлым ощущением надвигающейся беды. С проклятым пистолетом всё вышло хуже некуда, и виноват был только я. Поиски истинного преступника стали первейшей необходимостью.
Искупая свой промах, я всё утро старался быть с Еленой как можно более ласковым. Но с тревогой заметил, что впервые за все совместные годы мне пришлось принуждать себя к этому. Чем чаще она подходила ко мне, закидывала мне на плечи руки и прижималась, чем настойчивей расспрашивала, чем пристальней следила за мной, тем труднее становилось вымучить из себя любовь. В своё оправдание я мысленно твердил, что чувство проявляется в делах, а не в словах. Я сниму с Елены подозрение в убийстве, и она уже никак не сможет упрекать меня в недостатке внимания или в холодности. А пока с облегчением поспешил в госпиталь, благо в этот выходной я был дежурным врачом.
Осмотр пациентов, прорвавшийся аппендикс с гнойным перитонитом, ущемлённая грыжа, ампутация гангренозного пальца на ноге, консультации и назначения заполнили день. Только после обеда в госпитале наступило затишье, и я смог уединиться в кабинете с кипой свежих газет.
В Le Petit Parisien быстро нашёл результат моего вчерашнего намёка репортёру. Цитируя анонимные, но верные источники, газета сообщала, что умирающий перед смертью успел сделать своему врачу некие признания, которые редакция опубликует, как только позволит ход следствия. Мне оставалось