Он присел с этой стопкой в руках на корточки и задумался.
А я вспомнил сразу же брата отцовского, Шурика. Он был всего на десять лет старше меня, но успел на каких-то курсах в городе выучиться на электрика. И уже лет пять, когда ему и шестнадцати не исполнилось, стал обслуживать всю родную Владимировку. Ремонтировал проводку в старых домах, менял розетки, выключатели, счетчики древние на новые, тянул провода туда, где сроду не было света, через столбы, которые вкапывал вместе с деревенскими парнями. Сельсовет его на работу по закону принял и зарплату платил. Он умел делать всё, что относилось к электротехнике. И это именно он сказал мне, когда я подрос до десяти, слова, которые были его девизом и его главным откровением, а потом стали и моим до самой старости.
– Электричество – это то, на чем теперь всегда будет держаться вся жизнь на Земле. Это энергия, которая родила новый, электрический мир. И он будет сильнее всех эпох, которые были до него. Электричество никогда не обманет, не предаст, если ты его правильно подключил. И не кончится никогда, покуда есть вода, ветер и Солнце. И я давно не верю ни во что. Только в электричество. И всю жизнь буду только в него и верить. И ему одному.
Александр Павлович умер уже давно. Этот девиз храню теперь я один. Это моя вера и глубокое почитание Энергии. Единственного явления на свете, что можно считать истиной.
– А вы точно в тюрьме сидели? – неуверенно спросил Лось. – А то вон возле базара Тимка Хлыщ живет. Семь лет сидел. Магазин обчистил промтоварный в Затоболовке. Так он с ножом ходит, водку пьёт до полусмерти, по фене разговаривает, дерется с кем ни попадя и всех перерезать обещает когда нажрется. Так у него дома даже кровати нет. На матраце спит. Кинет на пол и одетый падает. Книжек никаких. Он их вообще вряд ли в руках держал. «Я вор, – говорит – и жисть моя идет покуда фарт катит».
– Дурак ваш Хлыщ, – Иван большой сел на стул прямо напротив меня и я впервые рассмотрел его как на увеличенной фотокарточке. Красивое лицо, точеное как у артиста Петра Глебова из кино «Тихий Дон». Его в прошлом году показывать стали. Суровое лицо у Ивана большого. Глаза умные, хитрые и улыбающиеся одновременно. Надеть на него китель офицерский, фуражку с гнутой кокардой – типичный получился бы военный командир.
Я таких в документальных киножурналах в нашем клубе видел. Часто перед фильмом военную хронику показывали, хоть войне уже почти пятнадцать лет как хана. Глядел он прямо и глубоко внутрь того, с кем говорил, глаза не гуляли влево-вправо как у мелких воришек, которых я видеть уже устал. А в этом человеке, в лице его, прямой гордой осанке, в движениях рук и пальцев, в неторопливом повороте головы, выдающем спокойное превосходство над суетливой обыденностью, виделось его благородное