– С умом и душой просторов российских, – примирительно уточняет Мих Мих.
И сколько сцен таких было, считать – не пересчитать!
Но громы и молнии баба Катя метала только в доме. В школе преображалась, казалась весёлой, доброй. Вела уроки в начальных классах, и малышня, как цыплята к наседке, липли к ней. Но внучку почему-то в свой класс взять отказалась, и Ада пошла в первый «Б».
«На расстоянии легче любить» – попыталась объяснить ей бессердечное правило из жизни взрослых мама.
Видимо, поэтому именно как побег в мир иной, на расстояние, чтобы, наконец, и её полюбил дед как «царицку» свою, истолковала она смерть бабушки Кати «от остановки сердца»…
*Сердце брани не вынесло…
– Грешен, дочка, храплю во сне, – сбил её с мысли сосед, – но средство есть: дёрни меня за левый ус, я и замолчу.
– А дедушка говорит: тело храпом душу пугает, чтоб не улетела, пока человек спит, – машинально откликнулась Ада.
– Интересная теория, – взбодрился Игорь Михайлович.
– Слышали бы вы, какие рулады-серенады он выводит, а иногда такой рэп-храп учинит, дом ходуном ходит…
– Мне бы жена все усы оборвала.
– У дедушки жена давно умерла.
– Несчастный случай? болезнь? – ненавязчиво поинтересовался сосед.
«Ревность» – хотела озвучить диагноз Ада, но осеклась.
Вспомнила: сколько бы бабушка ни ругала деда, ни цеплялась к его неутолимой исторической страсти, он, милостиво даровав ей свободу выпустить пар, подкручивал усы и драматическим баритоном, нараспев, декламировал: За муки ревности тебя я полюбил, а ты меня за верность Катерине!
Бабушка для порядка ещё немного ворчала, но глазами милела.
И дед немедленно приступал к примирению её с царственной тёзкой.
– Вот что женщина может! – раскрывал он доставшуюся от Хоттабыча книгу, нежным взглядом окутывал свою половинку, и возвращался в чужое прошлое, будто в своё. – Только представь, Потёмкин уже хотел сдаться туркам, а она ему: на оставление Крыма согласиться не могу. Если сие гнездо оставить, тогда и Севастополь и все труды и заведения пропадут, и восстановятся набеги татарские на внутренние провинции, такие дела…
Бабушкиного терпения хватало ровно на минуту, потом она или снова заводилась, или молча шла на кухню творить борщ. Именно творить, потому что бабушкины борщи были настоящими произведениями искусства. Дедушка их тоже любил, возможно, даже не меньше, чем историю присоединения Крыма.
Но! Милые бранятся, только тешатся, – поговорка не о них.
Бабушкино сердце брани не вынесло.
Остановилось ночью, во сне.
Так же ночью перестало биться и мамино сердце…
От чего?
Из страха встретиться с папой?
Ада искоса бросила взгляд на соседа, отметила его отрешённый вид.
Наверно, разбирается со своими альтернативами, решила она.
И хорошо, затевать исповедальный