– Благодаря вам, дубина!
– Мне!?
– Благодаря тебе, прости, мужик, что на «ты», но сегодня двум бродягам есть че пожрать, – сын радостно махнул пакетом. – Кстати, пивас мы выпили, но есть еще немного бухлишка, – он пошарил в пакете и протянул профессору бутылку.
– Нет, я не…
– Пей, говорю, а то ниче не поймешь, – бродяга сунул бутылку в руки профессору, тот взял, понюхал, но пить не стал.
– Смотри, какая крошка, – сын показал на женщину лет сорока, блондинку с большими губами. – Хочешь ее?
– Нет, – буркнул профессор.
– Пидора ответ, – и сын залился таким громким, диким и отчаянным хохотом, что прохожие стали коситься и отходить в сторонку. – Да, профессор, или кто вы там, господин офисная, прости господи, и вы простите, крыса, но вы – пиздабол. Все вы такие там у себя, в этих крысятнях, вас за человека никто не держит, и вы туда же. Не обижайся, мужик, не обижайся, я ведь не про тебя, не про настоящего тебя говорю, я тебя всей душой люблю, поверь, и желаю тебе добра, всего-всего, бля, огроменного, невъебенного, во-от такенного добрища! Но профессор этот, крыса эта, которая живет в тебе, – говно полнейшее.
– Знаете, – человечек наконец смог вставить слово в длинную тираду сына, – а я и есть самый настоящий профессор, и вы… ты прав, я – говно полное, я – ничтожество, я… да ничего я не стою!
– Ну и ну! Заговорил, голос поднял! Я – такой да сякой. А вот скажи, женщину вон ту хочешь?
– Да какую женщину!? Я…
– Да ту, блондинку! Не делай вид, что не понял меня. Честно, да или нет?!
– Я, нет, то есть… То есть, не знаю, – замямлил профессор.
– Хочешь, значит. Так вот иди и познакомься с ней.
– Я!? – человечек удивился до крайнего испуга. – Нет. Нет. Нет. И нет. Человеку не полагается вот так, быть вот таким животным!
– Стоп, стоп. Стоп! – сын встал на месте, и вся компания остановилась, даже Кай. – Вот что, профессор, денег дай.
– Что?
– Что слышал. Денег, говорю, дай – немного, рублей сто.
– Зачем это?
– Дай, не пожалеешь.
– А, да что уж там! – раздраженно сказал человечек и достал аккуратный старый потертый кожаный кошелечек и отсчитал сперва сто, потом – двести, потом поморщился и протянул бродяге весь кошелек.
– Эй, ты чего? – сын поднял бровь.
– Берите, праздник вам будет, мне это больше не надо.
– Да ты ебанулся, мужик?! – сын выхватил две сотки из его руки, но кошелька не тронул.
Он убежал куда-то с деньгами, а профессор остался со старым бродягой и котом. Он переминался с ноги на ногу и напряженно молчал, отец присел на бордюр, обхватил голову руками и стал что-то бормотать, а Кай лег рядом.
– Ну, что, котик? – обратился к Каю человечек. Он говорил отрывисто и задыхался в своем пальто от жары, на лбу выступили капельки пота, руки дрожали. Кай посмотрел в ответ, немного печально, с кошачьей улыбкой.
– Ну что ты так смотришь!?