Нам опять удалось перехватить конвой. Я снова проник сквозь эскорт и занял свою излюбленную позицию между колоннами транспортов. Я расстрелял все наличные торпеды и поразил танкеры „Ферм“, „Бедуин“ и „Франш Конте“, а также сухогрузы „Венеция“, „Уайт“ и „Коршем“. После этого взял курс на базу.
По пути я проходил над Паршивой банкой – это буквальный перевод названия отмели к югу от Исландии. Для нас эта банка оказалась поистине паршивой, потому что здесь я попал в когти сразу целой группы эсминцев. Лодка была сильно повреждена взрывами глубинных бомб. Топливные систерны стали давать течь,[11] винты отказали, и мне пришлось всплыть – или навсегда уйти на дно. Когда я всплыл, один из эсминцев находился в превосходной позиции, чтобы произвести по нему выстрел. Но если бы даже у нас была хоть одна торпеда, мы не смогли бы выстрелить, так как у нас не осталось и сжатого воздуха.[12] Два эсминца открыли огонь. Делать было нечего – мы покинули лодку. Мой механик, который снова спустился вниз, чтобы ускорить процесс затопления, погиб при исполнении своих обязанностей.
Эсминец „Уокер“ взял нас всех на борт. Там я узнал, что эсминец группы „Вэнок“ действительно за несколько минут до этого протаранил и потопил подводную лодку „U-100“ (Шепке). Самого Шепке постиг трагический конец. Его лодка была в надводном положении и неуправляема, когда эсминец протаранил ее. Шепке раздавило носом эсминца, так как удар пришелся между мостиком и перископом, где он и находился.
На борту „Уокера“ к нам относились превосходно. К моему изумлению, мне предоставили каюту командира. Вечером меня ждал новый сюрприз: в салон командира один за другим для встречи со мной стали приходить капитаны судов, которые мы потопили. И этим просоленным морским волкам, великим морякам и большим людям, отвели для сна общий салон, в то время как мне, немцу и врагу, предоставили каюту.
Британские капитаны вели себя с нами великолепно. Для них мы были моряками – жертвами кораблекрушения. В христианском морском духе, в котором они выросли, состарились и поседели, они делились с нами табаком и сигаретами, дружески заботились, чтобы я не знал ни в чем недостатка. Вечером, чтобы избегать разговоров, без которых мужчины вполне могут обойтись, мы играли в бридж. Пару партий сыграл с нами и корабельный врач.
Нас высадили на берег в Ливерпуле, потом отвезли в прелестный загородный дом под Лондоном. Этот маленький рай был организован отнюдь не для нашего удовольствия. По существу, это был один из лагерей предварительного допроса. В комнатах, где мы и нам подобные считали, что находимся в одиночестве, были установлены микрофоны, и каждое произнесенное слово записывалось на пленку и изучалось.
Однажды