<p>268</p>
В очерке «Павел Николаевич Серебренников» в составе «Очерков о соучениках и друзьях в Пермской духовной семинарии» в «свердловской коллекции» воспоминаний автор существенно переработал информацию о П. Н. Серебренникове, вероятно, не без влияния статей В. П. Бирюкова. Так, он включил в него следующие размышления:
«Этот шаг П. Н. [поступление в медико-хирургическую академию – ред.], определявший в дальнейшем работу его по линии гражданской, а не по линии духовной, был не просто переменой профессиональной линии, а свидетельствовал об отрыве его и уходе психологически-нравственно из сословия, из которого он происходил. Это была активная переоценка им своей социальной позиции. Свидетельством этого являются неоднократные критические замечания П. Н. в адрес русского духовенства, которые он иногда – кстати и некстати – делал при чтении семинаристам лекций по гигиене и медицине. Так, подчёркивая во многих случаях многодетность духовенства, он относил его к сословным чертам духовенства и трактовал эту черту как признак низкого культурного уровня этого сословия, признак чисто растительной жизни его. В 1909 г. я встретился с П. Н. на пароходе, направлявшемся в Казань. Когда я поделился с ним своим намерением поступить в духовную академию, он заметил: «лучше бы в университет». В этом замечании П. Н. нельзя было не прочитать его тезиса: если рвать с духовным миром, то рвать под корень, т. е. со своим сословным происхождением. Эту черту П. Н. необходимо учесть для понимания того противоречивого положения, в каком он был на работе в семинарии…» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 88-91.
Там же: «Школьные врачи обычно в учебных заведениях выполняли только узко врачебные функции и не участвовали непосредственно в учебном процессе наряду с учителями, являясь в этом отношении чужеродным телом. П. Н., в отличие от прочих школьных врачей, принимал непосредственное участие в учебном процессе: он читал лекции в пятом и шестом классах по гигиене и медицине. Особенно же значительной была его роль в воспитании семинаристов. Для авторитета его среди семинаристов имело большое значение то, что он сам кончил Пермскую семинарию около тридцати с лишним лет тому назад, был выразителем лучших черт семинариста прошлого и был свидетелем того, что семинария за всю свою историю не замыкалась в узкопрофессиональное учебное заведение духовного ведомства с подготовкой только лиц духовного звания, а открыла многим своим питомцам широкую дорогу для работы на самых разнообразных поприщах гражданских ведомств» // Там же. Л. 85-87.
Там же: «Как лектор по гигиене и медицине П. Н. находился в выгодном положении: среди богословских предметов, таких как гомилетика, литургика, догматическое богословие и пр., его предметы да ещё педагогика и дидактика были отдушиной, а самая форма преподавания им – лекции – были преддверием к обучению в высших учебных заведениях» // Там же. Л. 105-106.
Там же: «Нельзя не отметить воспитательную сторону его лекций. Семинаристы были в таком возрасте, когда половой вопрос для них был актуальным. Они или сами его поднимали перед кем-либо из своих учителей и воспитателей, или кто-либо из последних по какому-либо поводу затрагивал перед ними этот вопрос. … П. Н., конечно, не мог обойти этот вопрос, тем более, что он знал, что среди его питомцев тайно передавался из рук в руки, как «запрещённый плод» «Половой вопрос» Фогеля (Догеля?). Знал он и о том, что кое-кто из них читает и «Женщина и социализм» Бебеля. Он говорил о назначении половых отношений и о том, что люди, в отличие от животных, исказили назначение половых отношений как акт деторождения, и сделали половой инстинкт орудием наслаждений. Он предупреждал своих питомцев о том, что бы они никогда не должны смотреть на женщину как на предмет для наслаждения, а видеть друга, участника в создании семьи. Легко заметить, как высоко стоял П. Н. в глазах семинаристов по линии воспитания их в половом вопросе по сравнению с другими «воспитателями», которых нужно назвать «пошляками от богословия». [Автор, вероятно, имеет в виду А. П. Миролюбова и Т. П. Андриевского – ред.] // Там же. Л. 106-109.
Там же: «Противоречивость [положения П. Н. в семинарии – ред.] была и субъективной и объективной. Преподавание гигиены и медицины было введено их тех соображений, что будущему священнику, работающему в глуши, придётся встречаться с такими случаями в жизни, когда необходимо будет советом и делом оказывать помощь по линии гигиены или медицины. Таким образом, П. Н. volens-nolens [по-латински – волей-неволей (ред.).] становился участником профессиональной подготовки людей того сословия, от которого он оттолкнулся. Это противоречие как-то разрешалось, или компоненты его как-то «сосуществовали» в психологии П. Н. и поэтому и названо мною условно субъективным. Объективно противоречивое положение П. Н. в семинарии состояло в том, что деятельность его в ней приводила к противоположным результатам по отношению к задаче, которая перед ней ставилась: задача состояла в подготовке служителей культа, а деятельность его приводила к тому, что под влиянием его лекций многие семинаристы, наоборот, отталкивались от этой задачи. Своими лекциями П. Н. объективно агитировал за то, чтобы питомцы его именно не шли в служители культа. Это противоречие условно и названо мной объективным. Здравствующий по ныне профессор Пермского медицинского института, доктор медицины Б[огословский] И. С. признавался мне в том, что лекции П. Н. привели его к выбору для себя медицинской профессии. Есть основания полагать, что он в этом случае был не единичным, а типичным для многих выпускников Пермской дух[овной] семинарии. Известный уральский краевед В. П. Бирюков в краткой заметке, помещённой в его «Записках уральского краеведа» (Южно-уральское книжное издательство, г. Челябинск… 1964 г.) замечает: «Семинарское начальство, главным образом, ректор Добронравов, не особенно жаловали его, Павла Николаевича, за его вмешательство в общественную жизнь, за заступничество и защиту городской бедноты, за стремление просветить её, пробудить в ней чувство собственного достоинства». Но главным мотивом, по которому ректор Добронравов «не особенно жаловал» П. Н. было именно противоречивое положение и противоречивая деятельность его в семинарии. Семинария год за годом всё меньше и меньше выпускала кандидатов во священники, в чём в известной доле был «повинен» и П. Н. Добронравов, как передавали, в конечном счёте отстранён был от работы в семинарии за это его «преступление» // ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 376. Л. 109-114.
Там же: «П. Н. принадлежал к той группе русской интеллигенции, которая воспитана была на идеях русских революционеров-демократов и проводили эти идеи в жизнь. Но он отразил и в своём мировоззрении, и в своей деятельности те противоречия, которые присущи были русской интеллигенции, а особенно выходцам из духовного сословия. Главное противоречие состояло в расплывчатости и непоследовательности, расплывчатости взглядов, отсутствии чёткого мировоззрения и политической платформы, что и обнаружилось в революцию 1905 г. В семинарии был один случай, когда эта именно черта непоследовательности в своих действиях ярко обнаружилась у П. Н. Очевидно, по предписанию свыше учителя в 1906 или 1907 г. на первой неделе Великого поста говели вместе с семинаристами в семинарской церкви. Среди них не видно было только влившихся в коллектив учителей молодёжи, а из стариков выделялись В. А. Фаминский и П. Н. Странно было видеть его в этой обстановке так же, как если бы И. С. Тургенев в своём романе «Отцы и дети» изобразил бы Базарова на исповеди перед смертью. А было так!» // Там же. Л. 116-118.
Там же: «Ничто так не увековечивает память о человеке, как следование по его стопам. Известно, что семинаристы посещали музей, созданный П. Н., и это не прошло для них бесследно. Можно указать на многих из них, которые «заразились» через музей увлечением изучать историю своего края. Можно в этом отношении указать на целое семейство Богословских в Перми. С большим основанием надо думать, что уральский краевед В. П. Бирюков получил путёвку на свою профессию в этом же музее, продолжив дело Павла Николаевича Серебренникова» // Там же. Л. 119-120.
