– Меня проведать пришли, тише! – прикрикнул вконец обалдевший Титал на детвору, а Кока шепнул бабушке:
– Быстрее! Не видишь – парню плохо! Какие тут душеспасительные беседы? Ему спать пора!
– Не подгоняй меня, – твердо ответила бабушка (сейчас ей, видно, мерещился Ливингстон среди туарегов Занзибара). – Если человек болен, то только он сам может помочь себе. Сила воли, помноженная на настойчивость, все побеждает. Надо бороться со своим недугом, надо хотеть выздороветь. Вы молоды, у вас жизнь впереди, не следует предаваться унынию. Человек способен на многое, надо только собрать волю в кулак…
Титал лежал с открытым ртом. Братья-сестры замерли. Вынесли Зеро, чтобы и он мог послушать странную гостью. Примолкла даже умирающая тетя Асмат. Поговорив еще немного в этом духе, вспомнив безногого летчика, слепого писателя и даже какого-то безрукого художника, бабушка достала из сумочки пакет и украдкой сунула его под серую подушку:
– Надеюсь, это облегчит ваши страдания.
Титал, дико косясь на подушку, начал рассказывать, что нога очень болит, но тут Зеро рухнул со стола и с треском ушибся плоской головой о пол. Поднялся визг и плач. Бабушка стала беспомощно оглядываться. А Кока, недолго думая, бесшумно выхватил пакет из-под подушки и сунул его себе за пазуху. Бабушка ничего не заметила.
Под удивленными взглядами они покинули комнату. Кока поддерживал ослабевшую бабушку под локоть, а на злобное ворчание Титала:
– Эй, братан, куда деньги берешь? Мне их бабушка дала! – многозначительно сказал:
– Вечером зайду, проведаю!
Домой они шли не спеша. Бабушка была задумчива и теребила перчатки. Наконец она произнесла:
– Дай мне слово, что все это – не спектакль, что этот молодой человек болен, а ты не куришь!
Что было делать?.. Кока дал слово, правда, скрестив в кармане два пальца. Когда они подошли к дому, бабушка осторожно поинтересовалась:
– Разве это вещество продается только в вендиспансерах?
– Нет, просто совпадение, – ответил Кока, чувствуя что-то вроде угрызений совести, которые исчезли, когда он, запершись в туалете, увидел в пакете вместо ожидаемой небесно-зеленой анаши какую-то коричневую трухлятину, разившую гнильцой…
Забив дрожащими руками мастырку, он выкурил ее в три присеста тут же, в туалете, не обращая внимания на стуки бабушки. А потом долго сидел на унитазе, с тоской ожидая, когда появится кайф, который запаздывал. Наконец, он убедился, что вместо азиатской дури ему подсунули труху.
«Сваливать отсюда к чертовой матери! – с отвращением и неподдельной злостью ударил Кока кулаком по бачку и принялся думать о том, что завтра надо будет ехать в вендиспансер, искать Хечо, лаяться с ним… А все потому, что он сразу не посмотрел, что в пакете. Как с анзоровскими пустышками… Он представлял, как Хечо будет отнекиваться и божиться, что кайф был хороший. – Иди и доказывай, что ты не верблюд! А может, Титал заменил? Нет, бред. Я бы заметил… Бежать отсюда! Аферисты, кидалы и вруны!»
14
B