– А как там твоя симпатичная девушка? – спросила бабушка.
– Кто? – переспросила Натта и вдруг осознала, когда мама и тетя говорили, что не будут нагружать бабушку ненужной информацией, она и так долго привыкала к тому, что у Натты не парень, а девушка, – они не обманывали. Они ей не сказали. Возможно, Натта должна была взять эту обязанность на себя, в конце концов, это были ее отношения. Возможно. Она трусливо сказала: – Симпатичная девушка просто отлично, передает тебе приветы и ждет не дождется встречи!
Пока бабушка радовалась этому, Натта записывала себе, что нужно позвонить тете и маме (с десятком восклицательных знаков) – и для разнообразия не слушать, как она возмущается, а повозмущаться самой. Это пошло в список приятных дел на день.
Э.
Утром я воображала себя Сэй-Сенагон и писала на клочках бумаги всякие мелочи. Вот одна: люблю, когда рано утром встаю в туалет или попить, а потом прохожу мимо окна, раскрываю шторы, а там темно-синее ледяное небо, и некоторые окна горят теплым желтым, но мне не нужно зажигать свет, можно укутаться в одеяло, прижаться к Н. и спать, пока не надоест.
Днем я сражалась с ворохом недоделанной ерунды, уже привычно пряталась от А., которая хотела поговорить о чем-то, а я была к этому, чем бы это ни оказалось, совершенно не готова. Я продолжала воображать себя несколько иной Сэй-Сенагон, той которая лукаво смеется, интриганствует, кокетничает с кем нужно для достижения своих целей… Воображать получалось неплохо, реализовывать – никак. А. нашла меня в туалете на третьем этаже, где я тайком курила в окно, писала сообщение за сообщением Н. (он отвечал на каждое плюс-минус шестое, невпопад подбадривал и называл котиком, меня устраивало). А. сказала, что сигнализация сработает, я затянулась посильнее, с шиком (нет) выбросила окурок из окна – он, конечно же, упал на чью-то крышу, чтоб его. Нам надо бы поговорить, сказала А., и это был бы хороший момент для разговора, очень кинематографичный, но некогда, некогда, я уже побежала вниз, спасать чужую машину.
Вечером все окончательно расклеилось, и было не до Сэй-Сенагон. Мы собирали вещи, ехать нужно было уже послезавтра, и я бы с радостью отложила сборы до последней минуты, но Н. такого не любил. Мы упаковали подарки, его одежду, мою косметику, все остальное. Дело дошло до идеального праздничного наряда, над которым я думала почти неделю, и вот я гордо показала его Н., и тут-то и выяснилось, что мой лучший вариант – это тот, в котором я уже ездила на такой же ужин. Я уточнила, сделает ли это ситуацию хуже, если я все-таки остановлюсь на этих свитере и юбке, он твердо сказал, что да, сделает. Отчасти я его понимала и была согласна, но с другой стороны – мы познакомились не на том ужине, увлеклись друг другом тоже не там. Тогда он просто был отцом Н1 и совершенно меня не интересовал. Я задумалась, почему он вообще помнит мой наряд, и ожидала чего-то ну если не ужасно романтичного, то хоть сколько-нибудь, но в ответ получила то, что ему запомнилась не я, а кошмарный