– У всех есть шанс. И не один, и не два, – услышала я голос ангела. Да, он явно любил объяснять. – Но у него шанс оставался единственный. Последний шанс сберечь душу – отдать её на хранение тому, кто любит, если сам не в состоянии справиться. Когда у него было просветление – одно из последних – он, сам того не ведая, запустил твою работу, как хранительницы. Помнишь, все повторял, мол, спасительница моя, что бы я без тебя делал, ты одна меня спасёшь, в меня веришь… Мол, будешь верить в меня, несмотря ни на что? Любить меня, несмотря ни на что? Будешь моей хранительницей души?
– Помню… Но это же просто слова!
– Слова. Произнесенные в тот момент, сработали как… заклинание, если так понятнее. И его больная душа с радостью переместилась в сосуд, который я успел подхватить и тебе передать. Вот тебе и выпала – честь ли, работа… считай, как хочешь. На самом деле многие являются хранителями душ. Просто не знают и несут свой крест.
– А почему вы оба оставили меня?
– Ты сама справлялась. Да и должна была справиться сама. С другой стороны, раз не появлялся я, не появлялся и мой… коллега с той стороны.
– Но он теперь тоже там, что он…
Я испугалась не на шутку.
– …сделает с ним?
– Скорее, с ней. Оба – зло, но враждующее. Она чуждое создание – всему на свете чуждое. Паразит, которого мыслями создают сами люди. Есть эти твари могут только того, кто их создал. Не других. Сначала должны сожрать создателя. Тогда оживают. Мы над ними практически не властны. Вы их создаёте – вы и должны побеждать. Или они вас… будут есть. Он сам вызвал её, понимаешь? Пообещав всё и душу впридачу взамен на популярность себя, как писателя. Не знал, что она заберет и душу, и жизнь, сожрёт заживо.
Я подумала, что всё это чудно и страшно. И что, как ни странно, ни демон, ловец душ, ни ангел, хранитель, не пытались его душу забрать. Они пытались не дать той, другой, её выпить. Демон, может, и рад бы, но в данном случае цель была иной.
– А при чём тут Маркес?
– Маркес совершенно ни при чём. С таким успехом он мог повернуться на Гоголе или Ниле Геймане. У каждого своя жизнь, своя ответственность и свои, как вы говорите, тараканы. И у него – свои. Книга совершенно ни в чём не виновата. Всё в голове.
Что-то дёрнулось.
Какого… чёрта… это не конец…
Меня рвануло – грубо выхватило и втянуло обратно в тело.
Что… где… Я закашлялась, попыталась подняться, дышалось тяжело.
Тот, за кого я, оказывается, давно уже сражаюсь, застонал на кровати. Жив.
Аурелия – или как её? – беззвучно выла и билась на полу в конвульсиях. За то время, пока меня не было, она стала меньше – сморщилась, ссохлась, посерела. Но, почувствовав в нём его душу, пыталась ползти к нему.
И вдруг затихла. Её тело оплывало, превращаясь в копошащуюся и колыхающую массу, осело, превратилось в горки мокрой шипящей земли, земля стала пеплом… и растаяла. Она была голодна. Ей нужна была еда. Она сдохла. Исчезла.
Эта тварь издохла! Так