Они вышли на площадку.
Толик вызвал лифт, Алька запуталась ногами в длинной юбке, слишком узкой, и сказала с вызовом:
– Знаешь, я передумала.
– Ты хочешь вернуться? Я – нет. Давай-ка я лучше покажу тебе одно из самых красивых зрелищ в городе.
– Да? – удивилась она.
– Пойдем.
Он взял ее за руку и повел за собой наверх. Раньше Алька не знала, что здесь есть выход на крышу. Она вообще никогда раньше не задумывалась, можно ли выйти на крышу высотного дома и как это все будет выглядеть.
Зрелище и впрямь было потрясающее.
Панорама ночного города – небо, бегающие или неподвижные огоньки, шум моря, едва различимый, глухой, но явный для жителей побережья, которые привыкли к нему с рождения. Вдалеке, где был расположен гарнизон, можно было разглядеть взлетающие самолеты. Шум автомобилей сюда почти не достигал.
– Как здорово! – восхищенно сказала Алька и повернула к Толику лицо, на котором лежали черные тени и золотистые отблески огней. Он кивнул.
– Сверху даже родной город кажется чужим и незнакомым, – произнес он тихо.
Здесь, наверху, было куда холоднее, чем на земле. Ледяной ветер свистел в ушах и обволакивал непокрытую голову со всех сторон. Алька невольно передернула плечами.
– Холодно? – с сочувствием спросил Толик. – Иди сюда.
Его куртка была расстегнута. Он прикрыл девочку, обняв ее сзади за плечи. Сопротивляться было поздно, да и бессмысленно – он вроде бы не собирался делать ничего плохого, просто укутал ее от холода, и если она вдруг начнет вырываться, он еще решит, что она ненормальная.
К тому же, с ним было так хорошо, тепло и уютно!
Она подняла к нему лицо, но увидеть не смогла – она сзади, зато так он лучше его услышит.
– Ты сказал про родной город. Ты тоже здесь родился?
– Да. Но потом мои родители разошлись, мама со мной уехала в Новороссийск, а папа остался.
– И что теперь? – заинтересовалась Алька.
Ее волосы чарующе блестели, глаза и губы – тоже.
– Много будешь знать – скоро состаришься. В каком классе ты учишься? – Он был хозяином положения.
– С чего ты взял?..
– По взгляду можно безошибочно определить возраст, – засмеялся он. – Впрочем, иногда школьницы умело притворяются взрослыми. Но я готов поклясться, что ты учишься в школе. В десятом классе…
– В одиннадцатом, – поправила она, досадуя на свои проклятые манеры и неумение любезничать. Она привыкла грубить всем подряд, всем лицам мужского пола, кроме отца, брата и тренера. А Толику ей грубить совсем не хотелось. Вдруг он обидится?
Неожиданно она испугалась и отстранилась от него. Просто молчание слишком затянулось, и она очень остро ощутила, как близко этот парень. Недопустимо близко. Пусть он ничего не делает,